культурно разговаривали, о литературе, об индийской культуре, а ты бледный какой-то, взъерошенный весь. Поспеши-ка домой, милый, отоспись, ночью-то не довелось соснуть, протоколы пришлось подписывать, всякие бумаги заполнять. Цени – никаких подписок не требую, доверяю тебе, милый мой, хороший.
Игнат шагнул за порог казенного кабинета молча, никак не реагируя на прозвучавшее вдогонку: «Я тебе позвоню!»
Длинный коридор со стенами, выкрашенными в цвет, именуемый фисташковым. Лестница с шаткими перилами. Окошко дежурного возле выхода на улицу. Мордастый дежурный сержант с золотыми зубами и похмельным запахом изо рта.
Игнат вышел под серое весеннее небо. У милицейского крыльца курили молодые «защитники трудового народа». Игнат покосился на них и подумал, что в принципе любой из этих прыщавых юнцов имеет вполне законное право делать с ним почти все что заблагорассудится. На душе стало совсем погано. Единственное, что грело душу, – мысли о телефоне и записной книжке.
Игнат поднял воротник куртки, засунул руки в карманы и пошел, быстро-быстро перебирая ногами. Игнат почти бежал, низко наклонив голову, глядя исключительно под ноги. Когда его окликнули в первый раз, он не обратил внимания, не расслышал собственного имени-отчества. Второй раз его окликнули громче:
– Игнат Кириллович! Погодите! Не угнаться за вами!
Игнат остановился. Оглянулся. Следом за ним бежал незнакомец. Незнакомец был высок, упитан и добротно одет. Бежал трусцой, осторожно топча модными ботинками на тонких подошвах последний весенний лед, явно опасаясь поскользнуться и упасть. На чисто выбритом лице приветливая улыбка с изрядной долей самоиронии. Мол, посмотрите, Игнат Кириллович, как смешно я бегу, и давайте вместе надо мной, неуклюжим, посмеемся.
– Фу, запыхался... – Незнакомец остановился в шаге, протянул Игнату открытую ладонь. – Будем знакомы, Игнат Кириллович. Меня зовут Виталий, по батюшке я Васильич, но можно просто Виталий, без церемоний.
Игнат пожал протянутую руку. Рукопожатие Виталия Васильевича оказалось осторожным, сдержанным и одновременно, если позволительно так выразиться, – уважительным. Чувствовалось, что он человек физически сильный, ежели не сказать больше – очень сильный, силу свою не скрывает, но и не кичится ею. Жмет руку так, как будто хочет сказать: «Я силен, но и ты не хлюпик, и мы оба Мужчины с большой буквы, достойные друг друга». В этом «красноречивом» рукопожатии было что-то от общения животных, лишенных дара речи и умеющих выказать свое отношение другими, более примитивными, однако подчас более понятными и информативными, способами, чем треп.
– От самой мусарни за вами бегу, Игнат Кириллович. Едва угнался. У меня к вам просьба большая. Во-о-он там, вон, у таксофона, видите, припаркована машина. Моя тачка. Окажите любезность прокатиться со мной в одно место, где с вами очень хотят поговорить о трагической гибели Димы Овечкина.
– А кто вы... В смысле... – Игнат не успел сформулировать вопрос до конца, но Виталий
