еще не открыв глаза, я прислушалась к сегодняшней «погоде» для удачи. Не особенно пасмурно. Так, средненький день, обычный. Разве что впереди и слева копится здоровенная туча. Далеко и от этого непонятно: может, копится, а может, уже рассасывается. Не наша она и нас не задевает. А кроме того, чихать мне на удачу. Это я ночью решила, обдумав вчерашнее. Темная полоса, светлое место… Для драки видеть удачу и неудачу неплохо. Для жизни – нет. Знай я заранее, что в тамбуре ждет беда, не пошла бы, сидела бы дома и дергалась в сомнениях. И этим лишь оттянула бы нехорошее, не решив проблемы и оказавшись настоящей трусихой. Однажды на станции я видела девочку лет семи. Красивую, в розовом платье с кружевом, богатую. Она шагала рядом с няней и усердно переступала через щели в камнях, стыки досок и малейшие трещинки. Как пояснил мне дед нелепую, спотыкающуюся походку сгорбленной и усердно всматривающейся в дорогу девочки, она боялась накликать беду, наступив на темное или на край. Удача ведь гораздо полнее и вернее там, где поверхность ровна и нет сколов.
Я удачу отчетливо вижу, нет смысла отрицать явное и проверенное, но я не намерена ходить, спотыкаясь и перепрыгивая, охая и горбясь. В общем, пока дело не дошло до крайности, до общей большой беды, чихать я хотела на свои нелепые способности. Надо жить обычной жизнью.
Мамы в комнате не было. Я собрала завтрак, разбудила брата, спящего в обнимку с ценной банкой. Не иначе ночью нащупал и подтянул поближе, а может, вообще не спал, перебирал сокровища в темноте. Вон как зевает! Но аппетит не утратил.
В тонкую дверь постучал Вася. Не дожидаясь ответа, скользнул внутрь, сел к столу, выложив на него три крупные картофелины – заказ на новые драники, полагаю, – и увидел банку. Косясь на нее, принял тарелку.
– Рена, что творится, не представляешь, – сказал он. – Тетя Лена ночью баб собрала и велела им самим решить, чем считать вчерашнее, глупостью или преступлением. Эти две негодяйки признались, что хотели тебя с поезда скинуть. Ужас, все просто за головы хватаются. Алесю мне не жаль, она ненормальная. Тонька же просто дуреха, понимаешь? Ей уже пятнадцать, а ну как сдадут в полицию…
Судя по всему, он повторил слова тех взрослых, которых успел выслушать и подслушать, да еще и от себя добавил. Мне новости не понравились, «полиция» – слово плохое. У нас в поезде потяни за одну нитку – такое вытащишь… Все знают. Так живем. Люди здесь собрались самые случайные, кто-то в бегах, иные из деревни ушли, от голода спасались. Папа вон проклят. Михаил Семенович сослан за долги. Ремпоезд – этим все сказано. Впрочем, и Тоня с Алесей хороши. Есть ведь неписаное правило, призванное ограничить буйство. Нельзя доводить дело до большой крови. И еще не принято драться вот так, тайком подкараулив да еще вдвоем на одну, с шилом…
По доскам коридора застучали шаги. Мама и еще кто-то. Ленину походку я всегда отличу от других. Она легкая, быстрая и в ней слышится отзвук танца. Мне бы так научиться ходить!
Мама вошла и села, следом протиснулись мои обидчицы и их матери.
– Ну! – весело
