в истории биокибернетики машине удалось привить человеческие эмоции, которые с течением времени эволюционировали в сторону совершенствования. Манера восприятия внешнего мира Люсиндой во многом походила на человеческую.
Короче, нужно ли удивляться тому, что Люсинда была не только детищем Ядерного центра Оливии, но и его гордостью? Авторитет Люсинды был непререкаем: ни разу за время работы она не впала в ошибку, ни разу не выдала неверного либо просто сомнительного решения.
Чаще всех вел с ней беседы руководитель Центра бледный человек с клиновидной бородкой, – сотрудники называли его между собой Гугенотом. По вечерам он садился перед переговорной мембраной – по экранам Люсинды, по контурам ее каждый раз при этом пробегала еле уловимая рябь волнения – и рассказывал, на сколько за день продвинулась работа по расщеплению кварков.
– Боюсь, что твою работу другие сумеют обратить во зло, заметила однажды Люсинда.
– В Ядерном умеют хранить государственные тайны, – возразил ее собеседник, но тень сомнения пробежала по его лицу, что не укрылось от наблюдательных анализаторов Люсинды.
О Люсинде в столице, да и по всей Оливии ходили легенды. Говорили, что в Ядерном, там, за семью печатями, имеется монстр – некая белковая машина. Она, мол, вобрала в себя столько познаний, что ни одному из мудрецов не под силу. Удивительное создание, которое может разрешить любую задачу, перед которой становится в тупик бедный человеческий ум.
Говорили еще… Впрочем, мало ли что говорили!.. Нас в первую голову будут интересовать отнюдь не домыслы, а только факты.
О Люсинде зашла речь потому, что волею судьбы, а точнее, волею сцепления удивительных событий и обстоятельств ей пришлось сыграть немаловажную роль в событиях, о которых пойдет речь ниже.
– А что, если это простая мистификация? – сказал Арно Камп, с сомнением рассматривая красный цветок. Сплющенный от лежания в плотном пакете, тюльпан тем не менее выглядел совсем свежим, будто только что сорвали с клумбы.
– Непохоже, – ответил человек, сидевший по другую сторону стола.
– Уж слишком невинным он выглядит, – произнес после паузы Арно Камп и понюхал тюльпан.
– Согласен. Эта штука и в самом деле выглядит невинно. Но к ней приложено еще кое-что.
– Вот именно: кое-что, – вздохнул шеф полиции и, пододвинув поближе несколько блокнотных листков, прочел вполголоса, но не без выражения:
– «Гуго Ленц! Вы имеете несчастье заниматься вещами крайне опасными! Добро бы они были небезопасны только для вас в таком случае ваши научные занятия можно было бы счесть делом сугубо личным. Но вы пытаетесь проникнуть в последние тайны материи, тайны, которых касаться нельзя, как нельзя коснуться святынь в алтаре без того, чтобы не осквернить их. Природа терпелива, но только до определенного предела. Если его перейти, то она мстит за себя. Не беда, если жертвой будете только вы, Гуго Ленц. Но что, если жертвой окажется все население Оливии? Ваше открытие послужит основой для создания нового вида оружия массового уничтожения, которым непременно воспользуются оголтелые агрессоры. Американская и сионистская разведка уже охотится за вашим, Гуго Ленц, открытием.
Знаю, вы руководитель крупнейшего в Оливии научного комплекса, обладатель десятка почетных дипломов…»
– Как видно, автор письма хорошо вас знает, – прервал чтение шеф полиции.
– Эти сведения не составляют тайны, – пожал плечами Ленц.
– Пожалуй. Но вернемся к письму. «Неужели вы, Гуго Ленц, всерьез думаете, что перечисленные регалии делают вас непогрешимым? Я знаю: вашу особу охраняют день и ночь, и на территорию Ядерного центра, как говорят, и ветерок не просочится. Вероятно, это делает вас полностью уверенным в себе и в своей неуязвимости».
Шеф полиции оторвал взгляд от листка.
– Скажите, у вас нет друзей, которые любят шутки, розыгрыши и прочее в таком духе?
– Нет, – покачал головой Ленц.
– Простой человек так не напишет – это же, как мы только что убедились, целый трактат о добре и зле. – Шеф полиции потряс в воздухе тоненькой пачечкой листков.
– Во всяком случае, автор не скрывает своих взглядов.
– Как вы считаете, кто из вашего близкого окружения мог написать это письмо? – спросил Арно Камп.
– К сожалению, никого конкретно назвать не могу, – твердо сказал физик, глядя в глаза Кампу.
– Никого?
– Никого решительно.
– Жаль. Когда пришел пакет?
– Сегодня с утренней почтой.
– Надеюсь, вы не разгласили содержание письма?
– Я
