aph>Осколки блестят, они яркие, и в них отражается огонь. Багровые всполохи пожара выхватывают из памяти смутные образы, воспоминания, сны... Порой в них можно даже различить черную фигуру, бьющуюся в приступах безумного смеха... или плача. Невозможно разглядеть как следует. Этот человек был одним из тех, кто пытался собрать разбитое на куски зеркало, ведь зеркало это было его душой. Но на разрезанных ладонях кровь... она стекает на стекло, из-за этого осколки выскальзывают и разбиваются, как и его жизнь.
Можно собрать разбитую истину и даже понять свою душу, но вот пытаться при этом обрести счастье – излишняя роскошь.
Пролог
Черный Арлекин
Не ведал, что творил. Не плачь.
Ты шут, паяц, ты арлекин. Палач.
Улыбку смерть в тебе нашла. Беда.
Ты весел был, как и жесток. Всегда.
Ты примерял чужую боль. На вкус.
К твоим ногам ложились маски. Чувств.
Тела пустые оставлял. Пройдя.
Ты всех убил, кого смешил. Шутя.
Ты просишь смерть к тебе прийти. На пир.
Ее ты ждал, лишь ею жил. Служил.
Не ждешь пощады для себя. Зачем?
Ведь жизни путь лишает сердца. Плен.
Открой засов, впусти убийц. Мой друг.
Твой пробил час, и вот они. Идут.
Так что ж, не рад, коль сжал кинжал? В руке.
Со мной не раз вел разговор. Накоротке.
Почто сбегаешь от меня? Ты зря.
Тебя желала я забрать к себе. Любя.
Но ты отверг мой тленный дар. Изгой.
Теперь ты мертвый арлекин. Ты мой.
Глава 1
Неслучайные путники
Постучат тебе в дверь – не открой,
То не месяц взошел молодой,
Если ночь на дворе – берегись,
От незваной беды затворись.
Постучат к тебе в дверь – не открой,
Не отпет ты еще, ты – живой...
Заткни уши – глаза не солгут:
Неслучайные путники ждут.
Последняя баллада
Томаса-сапожника,
нацарапанная на столе
и найденная вскоре
после его исчезновения
8 сентября 652 года. Северо-запад королевства Ронстрад. Графство Сар-Итиадское. Сар-Итиад
У случайного путника, впервые шагнувшего на промерзлые и неприветливые улицы осеннего Сар-Итиада, обычно возникало одно из двух чувств – страх или отвращение. Страх овладевал чужаком в том случае, если тот был робкого десятка и зловещая репутация города и его жителей пересиливала общее гнетущее впечатление от мрачных, как клетки, кварталов и угрюмых, словно крысиные норы, узких проходов и переулков.
В противном случае омерзение неизменно брало верх над всем остальным. Потому как полусгнившие дощатые мостовые Северной Пристани, и без того грязные, под осенними дождями превращались в непролазное глиняное месиво, кое-где, в особо непроходимых местах, переложенное узенькими досками-мостиками. Сперва попробуй – не споткнись, после чего изловчись не сломать себе шею, ну а напоследок и вовсе – не утони.
Наш путник уныло месил эту грязь, обреченный испачкать свой дорогой камзол или простой дорожный плащ, в зависимости от его достатка и положения, но результат непременно был плачевным – до вожделенного постоялого двора он добирался, до нитки промокший от непрестанно лившего холодного дождя. Какие уж тут приятные впечатления! Разве что порадоваться целости кошеля на поясе... Но что это?! Как раз кошеля к этому времени уже и след простыл, а вместе с ним испарились и все надежды на теплую постель и горячий ужин. Вот я и говорю, омерзение – это еще самое малое, что мог испытать случайный путник в славном городе Сар-Итиаде, неотъемлемой части нашего прекрасного королевства.
Впрочем, бывало и по-другому. Случалось, десятки конских копыт превращали мокрую городскую грязь в нечто совсем уж невообразимое, а громадные колеса кареты со знатным вельможей намертво застревали посреди улицы. И здесь к уже знакомому нам чувству примешивались недюжинный гнев, бессилие и даже ярость – благородные господа нехотя пересаживались на лошадей и продолжали свой путь верхом, что было, конечно, куда приятней, чем пешим ходом, но отнюдь не могло сберечь в чистоте и сухости их наряды.
В общем, сказать, что Сар-Итиад не был приветливым к различным путникам, – значило ничего не сказать. Город презирал их всей своей воровской сущностью, как ловкий мошенник презирает простофилю-купца,
