если ради этого придется гоняться за вами по всей стране.
– А ты, Смирре, не подумал, как несправедливо с твоей стороны так подло травить нас, беззащитных? У тебя-то ведь и зубы, и когти! – сказала Акка.
Смирре решил, что Акка испугалась, и поспешно пролаял:
– Если ты, Акка, сбросишь мне вниз этого Малыша-Коротыша, который столько раз вставал мне поперек пути, обещаю заключить с тобою мир. Я никогда больше не стану преследовать ни тебя, ни кого-либо из твоей стаи.
– Я не могу отдать тебе Малыша-Коротыша, – возразила Акка. – Знай, что мы все, как один, охотно пожертвуем жизнью ради него.
– Раз вы так его любите, обещаю тебе, что он будет самым первым из всех, кому я отомщу, – пригрозил Смирре. – Помяни мое слово!
Акка ничего не соизволила сказать в ответ, и Смирре, глухо проворчав какие-то новые угрозы, смолк. Все стихло. Мальчик по-прежнему не спал. Но теперь он не мог заснуть, взволнованный словами старой гусыни. Никогда бы он не подумал, что ему доведется услышать такие возвышенные и прекрасные слова: кто-то готов пожертвовать ради него жизнью!
С этого часа уже никто не мог бы сказать о Нильсе Хольгерссоне, что он никого не любит!
IX. Карлскруна
Суббота, 2 апреля
Это случилось лунным вечером в Карлскруне. Погода стояла ясная, тихая, хотя днем бушевала буря, лил дождь. Люди, вероятно, думали, что на дворе еще ненастье, и никто не смел носа из дому высунуть. Улицы были пустынны.
Как раз в это время к городу направлялась стая Акки с Кебнекайсе. До позднего вечера дикие гуси пробыли на островах, но и на ночь Акка решила отыскать надежное пристанище в шхерах, так как на материке, где бы они ни располагались на привал, их тут же спугивал Смирре-лис. И вот этим светлым лунным вечером гусыня-предводительница, миновав островки Вёммен и Пантархольмен, повела свою стаю к новому, намеченному ею убежищу.
Сидя на спине гуся, Нильс глядел то на небо, то на простиравшиеся под ним море и шхеры; все казалось ему чудным и призрачным. Небо больше не было голубым, его свод вздымался над головой мальчика словно купол из зеленого стекла. А внизу, насколько хватало глаз, молочно-белое море катило свои мелкие, отливающие серебром волны, увенчанные пенистыми гребнями. Посреди этой белизны высились черные, словно уголь, шхеры. Большие и малые, плоские и скалистые, они все казались одинаково черными. Да, даже жилые дома, церкви и ветряные мельницы, которые обычно бывают белыми либо красными, становились черными под опрокинутой над ними чашей зеленого неба. Землю внизу словно подменили, да и весь мир вокруг тоже.
Все равно, подумал Нильс, нынче ночью он ничего не станет бояться. Но не успел он об этом подумать, как вдруг увидел такое, что вмиг забыл о своем решении. То был высокий скалистый остров, покрытый угловатыми черными глыбами, а между этими черными глыбами сверкали искорки чистого золота. Мальчик сразу вспомнил о каменной глыбе Маглестен близ прихода Тролле-Юнгбю, которую
