лучше.
Взбежав впопыхах на свой четвертый этаж, он, не снимая плаща, достал из комода пачку комиссионных квитанций книжных магазинов и украдкой сунул в карман, чтобы не заметил Прокопович, сидевший тут же на диване с книгой.
– Ты что же это, брат, не раздеваешься? – спросил Прокопович, поднимая голову. – Уходишь снова?
– Да…
– Так я, пожалуй, прогуляюсь с тобою; не мешает тоже проветриться.
– Но я по делу…
– Ну что ж, я провожу тебя; может быть, могу быть тебе еще полезен.
– Нет, нет, спасибо… Не такое дело… Я возьму Якима… Мы поедем на извочике… отсюда далеко…
– Но отчего, скажи, я не могу заменить Якима? Я всегда рад услужить тебе, дружище. В чем дело?
Вот привязался! Чтобы тебе, дружище, провалиться с твоими услугами!
– Объяснять долго, – отвечал Гоголь вслух, – да и дело для тебя вовсе неинтересное. Эй, Якиме!
– Эге!
– Бери картуз и иди со мной.
От Столярного переулка до Банковского моста рукой подать. Здесь был нанят на часы ломовой извозчик.
– Да что мы, опять съезжаем? – проворчал Яким.
– Нет, мы объедем всех книжников и соберем все мои книги, – объяснил барин. – Но об этом ни Николаю Яковлевичу, ни кому другому ни гугу. Понимаешь?
– Понимаю… а все ж таки ничего не понимаю!
– И нечего тебе понимать. Не для Гриця паляниця. Начиная с Смирдина и кончая Глазуновым, они объездили всех книжников, которые не без удивления, но, по-видимому, и без сожаления возвращали все показанные в квитанциях экземпляры злосчастного «Ганца». Яким только головой качал, укладывая пачку к пачке на подводу.
– А теперечки куды?
– Сейчас узнаешь.
Уже прежде как-то в своих «географических» странствиях по столице Гоголь заметил в одном глухом переулке надпись над подъездом «Номера». Перед этим-то подъездом остановил он свой транспорт, сам поднялся наверх и нанял номер, а затем приказал Якиму тащить туда книги. За отсутствием в летнюю пору постояльцев, коридорный охотно помогал Якиму при этой операции.
– Прикажете самовар? – спросил он Гоголя, когда была внесена последняя пачка.
– Ничего мне не нужно, кроме покоя! На, получи и проваливай!
Гоголь сунул ему в руку пятиалтынный и захлопнул дверь перед его носом. Яким стоял посреди комнаты, отдуваясь от перенесенных трудов, и с недоумением следил глазами за барином: что-то у него на уме? Вишь ты, достал из угла кочергу, открыл дверку печки и шарит внутри.
– Открой-ка, братику, трубу.
Яким вместо того только рот разинул.
– Я не о твоей трубе говорю, а о печной… Вьюшку вынь, слышишь?
– Да на что, паночку? Невже в такую духоту топить еще станем? Да и дров-то не положено…
– И
