ологических рамках) печатали наши издатели. Случалось, что они открывали интересного автора. Например, шахтёр Николай Анциферов – «Я работаю, как вельможа, / я работаю только лежа…» Но эти находки заглушались барабанными строками типа: «Сто сорок, токари, даёшь? / Даёшь! – сказала молодёжь…» Подобная трескотня быстро отвадила читателя от такой поэзии. Но, если вдуматься, работа занимает самое важное (пусть и не всегда приятное) место в жизни человека, и не где-нибудь, а в работе проявляются все лучшие (и худшие) наши качества. Это очень выпукло показано в ёмком психологическом стихотворении Коврижных «Жестокость». В коротком стихотворении, которое иной автор раздул бы до поэмы, вместился и чётко прорисованный процесс работы, и сшибка характеров. Один – против бригады, бригада – против одного. Картина живая и достоверная, пронизанная психологическим драматизмом:
«К нам в конце смены начальство пришло —
Сход по второму отвалу.
Нужны добровольцы растаскивать шпалы,
И выправить путь… Тяжело
Молчала бригада: кому в огород,
Кому на рыбалку, к тёще.
И тот, что был слева, вдруг вышел вперёд
Маленький, тихий, тощий.
И встал бригадир. И сказал бригадир,
Вздохнув тяжело и с досадой:
– Пошли, мужики, что он сможет один.
Поможем начальству, как надо…
И взглядом угрюмым качнул смельчака…
-–
…Нам бы только начать, а потом – ничего!
Мы втянулись и кровь взыграла.
Но тому, кто стал первым, было всё ж нелегко
Клещами выдёргивать шпалы.
Он уже изнемог и надсадно дышал,
Но бросался в работу смело.
В хлипком теле его клокотала душа,
Что дрожало струной его тело.
Нам бы передохнуть, хоть бы по одному —
Но у нас с дисциплиной – строго!
Мы жестоким усердием мстили ему,
Чтоб не брал на себя слишком много…»
Точность – главное и важнейшее качество его производственной лирики. Именно лирики, я не оговорился, потому что стихи эти, прежде всего, потребность его души. Он знает о чём пишет, знает, как скрипят болты при протяжке гаек на железнодорожных путях и как греет эти гайки тугая резьба. А знает потому, что сам крутил эти гайки. Сам разогревал капризный дизель в тридцатиградусный мороз. Кстати, детально прописанное «укрощение» дизеля нисколько не утомляет. Автору хватает чутья скрасить длинное стихотворение самоиронией. Богатый жизненный опыт спасают его от главного врага литературы – приблизительности. И даже явные эмоциональные перехлёсты здесь не выглядят недостатком, но становятся его противоположностью:
«… Провернулся. Ещё раз – спокойней!
Зарычал веселей, веселей!..
Как прекрасно поёшь, дорогой мой,
Ах ты Лемешев мой, соловей!
Рассветало. Растаяли звёзды.
Я блаженствую в едком дыму.
По улыбке сползают слёзы.
Отчего – не пойму.»
Не менее важна для Коврижных и тема родной деревни Старобачаты. Здесь особенно ярко и во всей полноте проявился его лиризм. Подкупающий своей искренностью и проникновенностью. Не только выразительная описательность проявляется в его лирике, но обозначен лирический образ героя склонный к сентиментальности. И это вовсе не недостаток, как сочтут эстеты брутального толка, а скорей достоинство человека доброго, душевно открытого и искреннего в своих чувствах.
…Щука с Емелей и Чёрт с Водяным
Мирно живут за окошком моим…
…Тешьтесь вы – Господи! – в нашем раю!..
Только не трожьте деревню мою
Белая лебедь томится во мгле.
Трудно не петь мне на этой земле…
Деревни с её старыми легендами и новыми, а точнее, не проходящими бедами.
Силосом пропахшие загоны,
залит пол цементный молоком.
Скотники за литр самогона
продали казённый комбикорм.
Зябкий сумрак низменного вкуса.
И бурёнки из своих оград
скорбными глазами Иисуса
на происходящее глядят.
Подозреваю, что эстетствующий интеллектуал, открыв эту книгу, брезгливо отодвинет её на втором стихотворении. Но это нисколько не унизит ни поэта, ни его стихи. Виктор Коврижных знает для кого он пишет. Это его русский трудовой народ, пишет на его языке и ему понятные вещи.
ГЛАГОЛ ОГЛОБЕЛЬНЫЙ
Зачислен рядовым в мой лексикон.
В моём полку всему найдётся место.
Ему устав забористый – закон.
И
