Вайлем, когда он собирался написать книгу об итальянских художниках кватроченто:
Возникла охота написать нечто вроде муратовских «Образов Италии» с взглядом из XXI века – приблизительно через 100 лет после его замечательного сочинения. И взгляд этот изменился, и рама – совсем другая. Другой мир («Образы Италии» вышли в 1911–1912 гг.), другая Италия, другая Россия, другой русский человек, по Италии путешествующий. Беру итальянских живописцев Раннего Возрождения – только тех из них, которые были повествователями, рассказчиками (то, что в искусствоведении именуется narrative paintings), внятными и доступными излагателями историй. И проезжаю-прохожу по их путям: где они жили, где выполняли заказы, где сосредоточены их работы. Попутно описываю, что делается вокруг – с природой, городами, едой, вином, лицами и пр. По сравнению с Муратовым, упор значительно больше на жизнь, чем на искусство: по-другому мне и неинтересно. Но поскольку всегда нужен организующий композиционный стержень, главы сориентированы на художников в их среде обитания: т.е. как из всего этого получается Италия. Живописцев по первому наброску выбрал двенадцать – на десять глав (может быть, будет меньше).
Преждевременная смерть не дала осуществиться этой мечте. Из задуманного написаны только три главы: «В начале. Джотто»; «Последний трубадур. Симоне Мартини»; «Наглядное пособие. Пьетро и Амброджо Лоренцетти».
Но почему бы не поставить этот заголовок ко всему, написанному Петром Вайлем об Италии? Эссе, статьи, разбросанные почти в 120 изданиях в течение 30 лет, главы из собственных книг – все окрашено интересом и любовью к стране, ее культуре, людям, климату.
Началась эта любовь в 1977 году, когда Петр с первой женой Раей четыре месяца ожидал в Остии разрешения на въезд в США. Вайль писал большие общие письма своим друзьям в Ригу и посылал их на адрес родителей. Все свои письма Петр забрал из дома, когда в 1996 г. умерла его мать. Какую-то часть собственных посланий Вайль печатал под копирку, когда еще не было компьютера.
Через 40 с лишним лет читать их чрезвычайно интересно – первые впечатления 28-летнего будущего писателя, объездившего с друзьями автостопом половину страны. Эти первые впечатления не всегда совпадают с тем, что было понято и прочувствовано зрелым Вайлем. (Например, ему очень понравилась Венеция, но в письме к своему лучшему другу Володе Раковскому, он восклицает: «Несуразный оперный город, но уезжать из него не хочется, хотя и непонятно – как там жить!» Позже, приезжая в Венецию, Петр говорил: «Вот здесь я хотел бы провести старость!». Не прошло и 30 лет, как мы купили квартиру в городе его мечты). Также с годами изменилось отношение к опере, особенно итальянской. Мы собрали на дисках все 27 опер Верди, оперы Россини, Беллини, Доницетти, Пучини и др., слушали их в Метрополитен-опере в Нью-Йорке, в Опера Бастиль в Париже, в Венской государственной опере, в Ла Скала и, конечно, в Лa Фениче в Венеции. С годами изменилось также отношение к итальянской кухне, к кофе.
Описания в письмах касаются музеев, рынков, еды, вина, живописи, людей, то есть всего, что будет привлекать Вайля в его дальнейших итальянских путешествиях. Он с воодушевлением пересказывал мне позднее ситуации, истории, приключения, которые нашли место в его письмах. Несмотря на новые и интересные впечатления, заметно, как Петр скучал по оставленным родителям и друзьям юности (через все послания проходят шутливые просьбы, почти заклинания – пишите, отвечайте!). Эти письма публикуются впервые.
Начиная с 1982 года мы стали путешествовать по Италии вдвоем. Сначала – из Нью-Йорка, затем из Праги, позже из Венеции.
Невозможно представить, как Вайль готовился к этим поездкам. Скрупулезно изучалось расписание поездов, автобусов, дни работы музеев, выставок, часы открытия и закрытия выбранных ресторанов, где и когда начинают функционировать рынки и т.д. Обязательно в каждой главе или статье уделяется большое внимание местной еде:
На флорентийском рынке возле базилики Сан Лоренцо мы с Сергеем Гандлевским обследовали первый этаж с мясом, сыром, рыбой, поднялись на второй, фруктово-овощной – и обмерли. Среди разноцветных лотков высились шесть пирамид высотой метра четыре каждая из отборных белых грибов. «Что же нам-то остается?» – задумчиво спросил Сергей. И то: водка – скандинавская, икра – иранская и азербайджанская, лосось – норвежский, грибы – тосканские. Ну, духовность, конечно. Хотя итальянцы тоже кое-что понимают. Ножки нарубить и потушить с луком, в конце добавив полстакана густых сливок, потом вывалить всё на широкую пасту – лучше всего папарделле. Шляпки целыми обжарить по минуте-две с обеих сторон с петрушкой и чесноком. Так делал Петрарка, а он знал, что делал.
30–35 лет назад сервис в Италии был намного хуже, чем сейчас. Вайль добродушно подсмеивался над этим «бардаком», любил страну не меньше, хотя и нервничал, будучи сам человеком обязательным и дисциплинированным, когда планы нарушались из-за разгильдяйства или неторопливости местного населения. В таких случаях я называла его «остзейской немчурой».
Сергей Пархоменко рассказывал на Радио Свободы, что поразило его в авторе задуманной
