природный ум Екимовны.
У Корниловича шуты-дураки тоже упоминаются. Например: «В праздничные дни, или когда случались гости, дура, разряженная как 18-летняя девушка, забавляла собрание прыжками, кривлянием и пеньем. Преимущественно старались выбирать для сего старых женщин, полагая, что чем дура старее, тем она охотнее к рассказам»381.
Пушкин замечательно показывает «охоту к рассказам» у Екимовны. Он многое вкладывает в этот образ из своих собственных впечатлений от разговоров с пожилыми крепостными «дворовыми бабами», нянюшками и мамушками. Он как будто вспоминает и няню свою Арину Родионовну:
Да еще ее помянем:
Сказки сказывать мы станем —
Мастерица ведь была… (III, 308)
Из литературных «соседок» Екимовны назовем главную героиню стихотворной сказки А.Е. Измайлова «Дура Пахомовна» (1824 год).
Шутихами при дворе служили и дворянки. В роду Ржевских была Дарья Гавриловна, жена Ивана Ивановича, – «шутиха и князьигуменна» в петровских потехах.
Мы еще вернемся к интересовавшей Пушкина теме шутов. Отметим, что Пушкин не только Екимовну наделил сочной и образной речью. Роман содержит много народных прибауток, афоризмов. Они слышны из уст Гаврилы Афанасьевича: «сказал бы словечко, да волк недалечко»; Кирилы Петровича: «муж за плетку, а жена за наряды» (VIII, 21); да и самого царского арапа: «не твоя печаль чужих детей качать» (VIII, 30). Интересно, что эта же поговорка начинает составленное Пушкиным собрание пословиц382.
«А что за роскошь, что за смысл, какой толк в каждой поговорке нашей. Что за золото!» – восхищался Пушкин383. Его второй исторический роман – «Капитанская дочка» также станет копилкой драгоценных оборотов русской народной речи. Д.Самойлов так определил творческий метод Пушкина-прозаика: «Сохраняя все, что накопила литературная традиция к его времени, он видит перспективу развития литературного языка в его соединении с простонародностью…»384
Рядом с Екимовной в доме Ржевского видны еще две женские фигуры. Одна из них – «барская барыня в старинном шушуне и кичке». Это важная персона в господском доме у русских дворян – она выполняла роль ключницы, экономки из дворни. Как «осколок» XVIII века барская барыня появится в пушкинской «Пиковой даме», на похоронах графини: «Наконец приблизилась старая барская барыня, ровесница покойницы» (VIII,246–247).
Соседнее с ней место за столом Ржевского занимала «карлица, тридцатилетняя малютка, чопорная и сморщенная». Из этой героини, тоже заимствованной у Корниловича385, Пушкин делает полноценный и достоверный образ. В VI главе больная Наташа посылает за карлицей, и «в ту же минуту круглая, старая крошка как шарик подкатилась к ее кровати. Ласточка (так называлась карлица) во всю прыть коротеньких ножек, вслед за Гаврилою Афанасьевичем и Ибрагимом, пустилась вверх по лестнице и притаилась за дверью, не изменяя любопытству, сродному прекрасному полу» (VIII, 31).
Итак, мы знаем прозвище карлицы386.
Русская старина. С. 98.
«Быть может, и остальные предназначались для дальнейших глав, – высказал предположение Д.П. Якубович. – Во всяком случае, интерес Пушкина к пословицам должен быть связан и с интересом к историческому роману». И далее: «Здесь Пушкин впервые сдержал свое обещание “в романе на старый лад” пересказать простые речи». (Пушкин. Исследования и материалы. Т. IX. С. 281.)
Цит. по сб.: Пушкин и Гоголь о народном творчестве. М., 1938. С. 9.
Русская старина. С. 91–96.
В черновике – вариант имени: «Карлица Танюша» (VIII, 513).
