напоминая, скорее, беседу старого учителя с отбившимися от света «истины» подростками. Он не может уже негодовать, сердиться, заставлять. Ему остаётся только «недоумевать» и задумываться, всё ли правильно он сделал.
Но это минутная слабость. И уже в следующем абзаце Павел вновь возвращается к волнующей его теме. То, что было ранее, в предыдущем абзаце, уже не существует. Дело ещё не закончено и Павел продолжает свои убеждения, ему пришли на ум новые аргументы: «Скажите мне вы, желающие быть под законом: разве вы не слушаете закона?» (4:21). Павел вновь изменил адресат своего обращения. Вряд ли галатов можно отнести к вдумчивым толкователям Закона. Но продолжим: «Ибо написано, Авраам имел двух сыновей, одного от рабы, второго от свободной. Но тот, который от рабы, тот рожден по плоти, а который от свободной, тот по обетованию» (4:23). Рефрен «рабство =плоть» неизменен. Но следующее «иносказание» выглядит достаточно странным: «Это два завета: один от горы Синайской, рождающей в рабстве, который есть Агарь, ибо Агарь означает гору Синай в Аравии и соответствует нынешнему Иерусалиму, потому что он с детьми своими в рабстве, а высший Иерусалим свободен; он – матерь всем нам» (4:24–26). Аналогия весьма смелая и искусственная. И вряд ли убедительная для его слушателей: какое им дело до неведомой Агари и горы Синайской в далёкой Аравии? Всё это имеет значение только для Павла (?).
Но тем не менее, отметим используемые символы зла – Закон, Синай и особенно «Иерусалим нынешний», который в качестве сосредоточения зла (Закона) предвосхищает Будущий «Вавилон» – Рим. Неожиданно появляется здесь и антитеза: «вышний Иерусалим» в качестве символа свободы – предтеча «Града Небесного» св. Августина. Всё эти аналогии даже для Павла необычны. Но, если это так, то он могут свидетельствовать о возрастающем интересе его к Небу в качестве олицетворения Царства Небесного, что характерно для несколько более позднего христианства. Надежды на Землю остаётся все меньше. Даже на город Храма – Иерусалим, в котором пребывают апостолы, но с которыми у Павла непримиримая борьба. Там не может быть Храм «истины»! А вышний Иерусалим свободен, так как ни с чем земным не связан, «он – матерь всем нам» в свободе нашего Духа, Духа Христа сына Отца нашего Небесного.
И далее следует странное для иудея восклицание: «Ибо написано: веселись, неплодная, нерождающая; воскликни и возгласи, не мучичившаяся родами, потому что оставленной гораздо более детей, нежели у имеющей мужа» (4:27). – с их культом семьи и сыновничества. Собственно, это вставка из Ветхого Завета (Ис. 54.1). Но необходимость её и связь с остальным текстом сомнительна. Возможно, здесь проявились отзвуки личного свойства с его неприятием сексуальности?
Но иметь «духовных потомков» для Павла было великой радостью, которую он с упоением высказывает, утверждая в очередной раз желаемое: «Мы, братие, дети обетования по Исааку» (4: 28). Не по Аврааму, получившему обетование, но бывшим отцом не только Исаака – плода обетования по вере, но и Измаила – потомка
