пекашинцев приходит в село Тимофей Лобанов: три брата у него погибли, он же всю войну в плену «провоевал». По закону о трудовой повинности он должен отправиться на вырубку леса. Он осознаёт, что серьёзно болен, но местная фельдшерица никакого диагноза поставить не может и не даёт направления в районную больницу. Нет оснований. Михаил Пряслин грубо оскорбил его, а когда Тимофей уехал самовольно, донёс. И вроде он прав. «Что бы мне сказал отец, ежели бы я всякого изменника по головке гладил?» Отец у Пряслина погиб, Тимофей вернулся…
Вскоре выясняется, что Тимофей не лгал и не юлил. В районной больнице он умер на операционном столе от рака. Обустроить его могилу – единственное теперь средство выпросить прощения. Михаил Пряслин сам привозит и сам ставит на могиле Лобанова именно воинский памятник, с трудом раздобыв красную краску, чтобы выделялась на нём звезда. «У парня хоть душа успокоится», – говорит, заметив его с памятником на телеге, Анфиса Минина районному руководителю Подрезову. А тот не понимает: «Ах, Минина, Минина! Опять ты за старые сказки».
Могила у Абрамова – сакральная точка на земле. Возле неё, повторюсь, раскрываются важнейшие качества человека: память, способность к покаянию, умение быть благодарным.
Именно тем последним чувством руководствуется ленинградский художник Пётр Петрович из рассказа «Потомок Джима». Чтобы он выжил в блокаду, его жена была вынуждена умертвить их собаку, добермана. Больному мужу требовалось мясо. Сделала это она не сама, дворник. Войну они пережили. Когда Елена Аркадьевна умерла, Пётр Петрович своими руками обработал для её могилы надгробие, а рядом поставил гранитную стену, на которой высек слова в память о собаке. Пса звали Дар. И здесь рассказчик тоже стремится подчеркнуть, что кладбище и могилу ему указали, хотя прямого намека, что он здесь побывал, всё увидел сам, нет. Это подразумевается. Важен сделанный акцент на достоверность свидетельства: к могиле, к стене можно прийти, всё самому прочитать. Кладбище потом сравняли и на его месте построили жилой район.
На последних страницах «Дома» примирились наконец-то Егорша и похороненный на пекашинском кладбище старовер Евсей Мошкин, ещё один тихий праведник, не способный никого обидеть человек. В самом конце романа, спившийся, он, Евсей, упал в силосную яму, сломал ногу и пролежал там три дня, пока его не отыскал Михаил Пряслин. На его вопрос, почему не кричал, не орал что есть силы, он отвечает коротко: «Страданьем, Миша, грехи избывают…» Что это как не «митякарамазовское» «пострадать хочу, и страданием очищусь»? Уже погребли Евсея Мошкина, едет Егорша с молодым своим напарником на машине. «…И вдруг впереди картинка из времен царя Гороха: древняя бабка, вышагивающая с клюкой. Вмиг догнали, дали тормоза». Выясняется, что на кладбище она в Пекашино идёт – «по обвету», то есть по обету. Как Соломида ходила в Пустозерск…
– На могилке у Евсея Тихоновича положила побывать.
– Зачем?
– Зачем
