ранен? Ведь в прошлый раз лишь чуть-чуть пулей оцарапался. (Поднимается.)
Дорн (махнув рукой): Какой там. Прямо в ухо, и мозги по стенке.
Аркадина снова падает. Ее опять подхватывают.
Аркадина: Но… но почему, зачем? Почему именно сегодня, когда я приехала! Это он нарочно дождался, чтобы мне досадить! Он всегда меня ненавидел.
Сорин (всхлипывая): Что ты, Ирочка, он так тебя любил. Ах бедный, бедный…
Медведенко. Теперь уж лошадь точно не дадут. Ни сегодня, ни завтра. Придется идти шесть верст пешком, да еще под проливным дождем.
Аркадина (выпрямляется, отталкивает Дорна и Шамраева, говорит трагическим голосом): я должна его видеть.
Тригорин (Он уже совершенно спокоен.) Не надо! Я схожу, а тебе не надо.
Дорн (В сторону). Ох уж эти писатели. Аще не вложу перста моего в язвы гвоздинные, не иму веру. А после вставит в роман.
Шамраев. Борис Алексеевич, я с вами.
Входят в правую дверь. Остальные ждут. Дорн наливает в стакан вина и пьет; Сорин, закрыв руками лицо, тихо плачет; Аркадина скорбно смежила веки; Маша стоит у окна; Полина Андреевна с тревогой смотрит на дочь.
Медведенко (робко приближается к Маше). Машенька, я ведь понимаю. Но что ж теперь поделаешь. Ты только не сделай над собой чего-нибудь. Ведь ребенок, Машенька…
Маша (Не повернув головы, с ненавистью). Уйди, Медведенко! Моя жизнь кончена.
Полина Андреевна. Не трогай ее. Ты уходи. Домой уходи. Так лучше будет. Машенька, вот, выпей капель.
Медведенко (отходит). Так ведь дождь. Мне простужаться нельзя.
Возвращаются Шамраев и Тригорин. Первый выглядит деловитым и озабоченным. Второй явно потрясен. Покачнувшись, хватается рукой за дверной косяк. К Тригорину кидается Аркадина.
Тригорин. Голова закружилась. Сейчас… сейчас пройдет.
Аркадина. Тебе не нужно было туда ходить. Ну что он?
Тригорин (вяло). Лежит на зеленом ковре. И всюду кровь…
Шамраев (видит, что Дорн пьет вино, и тоже наливает себе). Да, судьба-индейка. Какого, спрашивается, рожна нужно было? Мечтал стать писателем. Стал. Вот и деньги стали из журналов присылать. Теперь, поди, и вовсе в моду войдет. Самоубийство – это романтично. Книжки станут хорошо продаваться. И ведь все вам, голубушка Ирина Николаевна, вы – единственная наследница.
Аркадина. Оставьте, как вы можете в такую минуту… (Смотрит на закрытую дверь.) Это, должно быть, невыносимо – красное на зеленом. Почему ему непременно нужно было стреляться на зеленом ковре? Всю жизнь – претенциозность и безвкусие.
Шамраев. Ковер, между прочим, персидский, тончайшей работы. Можно сказать, единственная ценная вещь в доме. А кровь потом не отмоешь. Евгений Сергеевич, перевязать бы, что ли? А то его и на стол не положишь – стекать будет.
Дорн. Странное занятие – бинтовать покойника. Ну да мне доводилось делать вещи и почуднее.
