в узком пространстве оказалось чрезвычайно сложно. Клянусь, я демонстрировала волшебство телесной гибкости, лишь бы случайно не столкнуться с напарником. Вдруг захочется двинуть локтем ему под ребра? Потом выслушивать замучаешься.
Но все хорошее быстро заканчивается. Мирный совместный труд, призванный пробудить в нас сознательность, тоже. Я выжимала тряпку, когда Форстад очередной раз спустился с лестницы. Грязные брызги случайно попали ему на штаны.
– Извини, – по привычке сказала я, напрочь забыв, с кем имею дело.
– Брюки тоже постираешь, – спокойно объявил он.
– Давай тогда уж и туфли почищу! – В сердцах я швырнула тряпку ему на чистенькую туфлю из формованной кожи. Грязная ветошь прилипла к носку с замечательным чмокающим звуком. Это стоило провернуть только ради того, чтобы увидеть, как белобрысого придурка перекосило.
Скрипнув зубами и пробормотав неразборчивое ругательство, он тряхнул ногой, пытаясь скинуть тряпку, но та дорогую обувь покидать не собиралась, прикипев к ней со всей невозможной страстью. Форстаду пришлось нагнуться. Это была маленькая победа! Держа ветошь двумя пальцами и рассматривая меня немигающим злобным взглядом, он уронил ее обратно в ведро. Поднялся фонтан брызг. Я-то успела отскочить, только едва-едва испачкав краешек и без того изгвазданной мантии, а вот ему прилетело на вторую туфлю, все еще остававшуюся чистой.
– Обувь сам помоешь, – немедленно прокомментировала я.
Он свалил обратно на нижний ярус, откуда доносился пронзительно-громкий голос Тильды, а меня ждали средние полки. Стараясь перебороть брезгливость, я смахнула тряпкой мусор и немедленно услышала вопль:
– Да ты, демоны дери, издеваешься!
Прижимая кипу папок одной рукой, другой Форстад пытался смахнуть с заметно растрепанной шевелюры грязь. Пожалуй, теперь моя душенька была спокойна. Он, конечно, выглядел почище меня после взрыва конспекта, но по крайней мере я точно знала, что именно налипло тогда на волосы.
– Клянусь, я случайно.
– Случайно?! – в ярости задрал он голову и ловко подставил колено, когда чужие дипломные работы едва не посыпались на пол.
– Значит, тебя мне теперь тоже надо постирать? – съехидничала я.
– Эден! Твою… Просто слезь оттуда. – Он запнулся, глубоко вздохнул, видимо, пытаясь сдержать поток брани, но злость победила: – И дай мне наконец поставить эти треклятые папки!
Вернее, он сказал вовсе не «треклятые», а кое-что покрепче, но в приличном обществе адептки, облагороженные генеральной уборкой архивов, такие слова не произносят. Точно не в ученической мантии. Даже если она выглядит как половая тряпка, а не сакральный наряд, в котором получают академические знания.
– Божечки, зачем так орать? Можно просто сказать, – фальшиво охнула я и, спустившись, махнула рукой: – Милости просим. Поклониться не надо?
Он смерил меня нарочито высокомерным взглядом, специально
