низко над листком.
Все были делом заняты:
Зевали, кашляли, потели.
Лениво бутерброды ели,
Ладонью прикрывая рты.
Они не ведали вины.
В ладоши хлопали упорно.
Курили в перерыв в уборной.
И разговор про баб вели.
…Но как взревел бы этот зал
И застучал ногами бурно,
Когда бы встал я и с трибуны
Им честно всё это сказал.
В тишине наступающей шаг солдаты печатают.
Я поэт начинающий, и меня не печатают.
До утра заливаются соловьи баламутные.
А стихи получаются очень длинные, мутные.
Но в прокуренной комнате – я, хоть слово, да выхожу.
Будет время – попомните! – я такое вам выложу!
Поседею от ярости. Плюну в ваши занудности.
Пусть стихи мои в старости не печатают в «Юности».
Дежурство (Стихи 1962–1968 гг.)
Утро
Теплоход «Ипполитов-Иванов»…
На пустынной корме, у борта,
Мы стоим в синеватом тумане,
А вокруг – рассвет и вода.
Засверкали на сопках сосны,
Словно факелы вспыхнули там.
Золотистую руку солнце
По воде протянуло нам.
А в заливе плещется рыба,
А с борта – только глянешь вниз:
Гладко так, что хоть с палубы прыгай,
Да коньки надевай и катись.
Скоро будет твоя остановка.
С шумом ахнет на гальку прилив.
И сбежишь ты по трапу неловко,
Второпях попрощаться забыв…
Ну что, скажите, гонит россиян?
Забиты поезда и самолёты.
К чему все переезды, перелёты?
Зачем я собираю чемодан?
Сижу, в лицо уткнувши кулаки…
Что происходит? Что же происходит?
Вот плачет мать. Сын из дому уходит.
Он поцелуй стирает со щеки.
О чём шофер вполголоса поёт?
Облизывает губы. От жары ли?
И грузовик – с хвостом прогорклой пыли –
Вдали, как реактивный самолет…
Довела до отупенья соловьиная тоска!
О, мучительное пенье в дебрях тёмного леска!
Раздражает шорох листьев, треск валежин, гул реки.
В тишине лугов росистых задыхаюсь от тоски!
Хватит! Лопнуло терпенье! Завтра в город – в зной и гам.
Душной хищною сиренью не пропитан воздух там.
В гуще уличного шума, в суете и толкотне,
Справлюсь я с тоской угрюмой, и покой придет ко мне…
Корень зла
«Ох, и чёрен корень зла!»
Л. Мартынов
Где
