style="font-size:15px;"> Хорошо, что больше нечем
Похвалиться нам с тобой.
Хорошо, что в этот вечер
Крыша есть над головой.
Все здесь дышит светлой тайной,
Ожиданьем, тишиной –
В этой комнате случайной,
Незнакомой и родной.
Будут суды-пересуды.
Вспыхнут и утихнут вновь.
Выпьем, что ли, за любовь!
Или просто – от простуды.
Посветлело за окном.
Хлопья снега липнут к стеклам.
И твоим движеньем теплым
Обогрет весь этот дом.
Рифма
Сырое солнечное утро…
Всё хрупко – воздух и вода.
И рифмы лучше «перламутра»
Мне не придумать никогда.
Мне хочется восход воспеть.
Молчу. Про всё уже писалось.
И ничего мне не осталось,
Как сесть и на воду глядеть.
Вода туманна. Небо ясно.
И сквозь протяжный влажный шум
Приходит рифма наобум:
«прекрасно»…
Боже мой, прекрасно!
Первая любовь
Галя Коврова – юная партизанка, зверски замученная в фашистских застенках…
/Надпись на мемориальной доске/
На улице Гали Ковровой густые шумят тополя.
По улице Гали Ковровой проносится ветер, пыля.
В немодных поношенных ботах, в плаще, что с годами поблек,
Неспешно идет на работу усталый седой человек.
Звонок заливается в школе. Он давнюю боль ворошит.
Нелегкая выпала доля: на галиной улице жить.
Газеты твердят о бессмертье. И если бы впасть в забытьё…
Зачем же на каждом конверте – не адрес, а имя её?
Зачем все дома, как и прежде, окутаны легкой пыльцой?
За каждой табличкою брезжит её молодое лицо.
Мост
Мотоциклист – надменный, молодой,
С лицом багровым от тугого ветра,
По лужам шпарит… Меньше километра –
И ветхий мост над чёрною водой.
Неотвратимо к этому мосту
Навстречу мчится, грязью обдавая,
Машина грузовая, роковая…
Шофёр жует горбушку на ходу.
Птицы
Воскресенье. Праздник. Пыль. Толпа зевак.
Петька-безобразник зарулил в овраг.
В стороны – колёса. В кузове – дыра.
Бедная супруга волосы рвала.
А толпа гудела: что да почему?
Пять детей осталось у него в дому.
Прибежал с бутылкой закадычный друг.
А когда увидел, даже сплюнул вдруг.
И пустую бросил – вниз – в овраг – на дно.
На усах блестело красное вино.
