осинник, продутый насквозь,
В осинник, почти нереальный,
Туманный и мокрый от слёз.
Пустынно вокруг, одиноко.
Безлистых осин решето.
А звёзды высоко-высоко.
А люди далёко-далёко.
И Богу не внемлет никто.
Людьми, а не Богом проклятый,
Тяжелою думой объятый,
Он тихо вздыхает во мгле.
теперь-то он знает: всё свято,
Всё, кроме предательства, свято,
Был прав тот Безумец распятый:
Всё свято на грешной земле.
Не думай обо мне.
Не думай никогда.
Не мучайся во сне
От горя и стыда.
Забудь меня всерьез.
Навек меня забудь.
От радости до слез
Недолог был твой путь.
Всё кончено. И вновь
Уже не свяжешь нить.
И нужно за любовь
Отчаяньем платить.
Платить вдвойне, втройне.
Безумствуя. Кляня.
Так прокляни меня.
Возненавидь меня.
Не думай обо мне.
Молитва
Господи, есть женщина земная –
Глупая, неверная и злая,
И, конечно, недостойна рая…
Но как хороша полунагая!
В миг, когда шуршит, с плеча спадая…
Помню-помню это забытьё!
Как светло, легко она смеётся!
Как отважно страсти предаётся!
Как упруги груди у неё!
Может, с ней я слишком был небрежен.
Может, с ней я слишком был несдержан,
От любви и ревности помешан.
Но я понял вдруг – и был утешен:
Только тот воистину безгрешен,
Кто постиг все таинства любви.
Это ведь она дала мне крылья,
Чтоб вот так свободно, без усилья,
Боже, в выси воспарить Твои!
Мне идти теперь своей дорогой,
Мучаясь над рифмою убогой.
Пусть мой крест пожизненный – тревога.
Господи, прошу Тебя, как Бога –
Ты её, пожалуйста, не трогай,
От суда людского охрани.
И пускай она другого любит.
И пускай забудет, как отрубит,
И меня, и наши с нею дни.
Старик
Я шел со стариком
Однажды по Неглинной.
На лбу его крутом
В узлы сплелись морщины.
Седая голова,
Поставленная гордо.
Шагал он крупно, твердо.
Прихрамывал едва.
Как будто два крыла,
Расправленные плечи…
Толпа навстречу шла,
Шла девушка
