вам придут девятого мая
те, кто клялся за вас дожить.
На военных и мирных вёрстах
неподкупные судьи – вы…
Обелиски ставятся мёртвым
для живых!..
Вновь сверну я с дороги непройденной
в самый первый свой, отчий дом.
Там на маленькой улочке родины
встречу вновь постаревших мадонн.
Правда, так никогда их не звали.
Звали – «Бабы, бери топоры!»
По-старушечьи тяжко ступали
наши мамы военной поры –
Дуня Колиха, Маня Володиха…
При замужестве им как завет
имя суженых – сильных, молоденьких –
по старинке давалось навек.
И они его верно носили.
С ним пахали, косили, гребли,
по погибшим своим голосили,
подымались, шатаясь, с земли.
…Я отца, я беду не запомнила,
как и не было страшной беды
в нашем доме под крышей соломенной,
где оладушки из лебеды.
Лишь разлуку познавшая, взрослая,
я постигнуть могу: в двадцать два,
с этим тягостным грузом прошлого,
стала мама моя – вдова!
Эта боль притупляется вроде бы –
ведь за дальнею далью война.
А окликните: «Маня Володиха!» –
тут и вспомнит Володю она.
Та же речка, и луг, и околица,
так же ходит-волнуется рожь –
только бабкой зовут Дуню Колиху.
Внук на Колю до боли похож…
Мне полынною горечью дышится,
и у памяти в горькой цепи
стынет лучшая Мама – Мишиха –
перед братской могилой в степи.
…Пусть вам сердце сегодня и в будущем
милосердной печалью щемит…
Наши мамы, не вы ли будите
память мира о спасших мир?
Капли слёз и дождинок осень
расплескала вновь по лицу…
Поздравленье-78
я несу моему отцу.
Но не брошу в почтовый ящик,
но не лично ему вручу –
перед прошлым и настоящим
я, на запад лицом, шепчу:
«С днём рождения, папка, милый!
Знаешь, я ведь совсем не та.
У тебя не хватило б силы
на закорках меня катать.
Ты сказал: Смерти нет, ребята!
Верю – истину ты сказал:
есть на свете твои внучата,
у внучат есть твои глаза,
рвётся Вечный огонь… Есть в мире
твой «Огонь!», твой последний бой…
В пантеоне в полках фамилий
есть твоя строка – наша боль.
И за
