style="font-size:15px;"> – Хорошо, Николай, постараюсь прийти на концерт. Заодно послушаю вас.
– Ну, лично меня вы там не очень-то услышите. Это же не квартет. – В голосе его снова звучат похоронные нотки.
– Я тоже больше люблю камерную музыку. Но все равно спасибо за приглашение, я позвоню, когда концерт закончится, хорошо?
– Хорошо.
– Спасибо, до вечера.
Вместо того чтобы спускаться в метро, Иван поворачивает назад, в сторону «Маяковской», с намерением купить билеты на концерт себе, Софье и Ирке. Он, конечно, понимает, что билеты наверняка будут в кассе и вечером, но он из тех, кто приезжает в аэропорт за три часа до вылета, чтобы не опоздать. Приключения – это всего лишь плохое планирование, как говаривал Амундсен.
На улице не слишком жарко, но солнце иногда выглядывает из-за пышных облаков – именно в такую погоду Москва бывает красивым городом. Штарк с удовольствием вышагивает по Долгоруковской, начиная обдумывать дальнейшие действия. И вдруг понимает, что думает на ходу и звонит с улицы, потому что не чувствует себя в силах делать все это дома. Когда он – недолго – жил с матерью Ирки, Татьяной, он все время тяготился присутствием других людей в его личном пространстве и с удовольствием уходил по утрам на работу, где у него – не вполне по статусу, а на правах старого друга предправления – имелся кабинет; разойдясь с женой, он почувствовал себя счастливее и сделался совсем уж нелюдимым мизантропом. С тех пор как к нему перебралась Софья, он чувствовал, что меняется, – по крайней мере, его совершенно не раздражали ни ее зубная щетка в ванной, ни бельишко в комоде, ни новые, женские запахи, ни даже реорганизация, устроенная Софьей на кухне. Ивану казалось, что и ребенок только украсит его домашнюю жизнь; но, вот чтобы подумать, ему по-прежнему хочется спрятаться даже от Софьи. «Непорядок, – решает Штарк. – Буду все с ней обсуждать и советоваться, а то опять получится как в прошлый раз. Вот прямо сегодня и начну».
Получив от Софьи и Иры эсэмэски о том, что они согласны идти на Малера, Иван покупает билеты и отправляется домой – по-новому строить семейную жизнь, а заодно и работу. Если можно считать работой любительский сыск.
Дома Софья свила гнездо на диване. Перед ней книжка Акунина (в Бостоне Софья пропустила его триумф, и теперь читает романы про Фандорина впервые, больше чем через 10 лет после выхода), а также открытая и почти пустая коробка с мармеладом. Утром, перед уходом в музей, Иван видел эту самую коробку на кухне, запечатанную. «Значит, – думает Иван, – скоро будет жаловаться, что слишком быстро набирает вес и ее за это ругает врач».
– У меня вот тоже детективная история развивается, – говорит он, усаживаясь на ковер возле дивана и кивая на Акунина.
– Хочешь мне рассказать? – В ее взгляде прямо-таки изумление.
– А что тебя так удивляет? Я все тебе рассказываю.
Софья с хохотом падает на спину.
– Да, любимый, конечно, – говорит она, отсмеявшись. – Ты у нас самый общительный, самый откровенный.
– Не хочешь, не буду
