квартиру в доме, построенном еще пленными немцами, и поэтому просторном, добротном и теплом. Тетка крепилась, как могла, отвечала на угрожающие требования нервно-обреченными жалобами в милицию и каждую неделю писала племяннику отвлеченные письма о погоде и ценах.
Вчера Алексей получил письмо от Танечки. Танечка – это не тетка, это та, самая красивая и самая единственная девушка на Земле, которая ждет его возвращения, чтобы сыграть свадьбу, нарожать детей, в общем, создать свой маленький уютный мирок, в котором хоть как-то можно будет отгородиться от страны. Танечка сама совсем недавно узнала о шантаже после того, как тетке пригрозили, что в случае дальнейшего упорства они займутся Таней вплотную, и разъяснили, что это значит. Тетку увезла «Скорая» с сердечным приступом в больницу, где она и рассказала девушке о надвигающейся беде, попросив ничего не сообщать Алешеньке.
Танечка подумала, поплакала и сообщила. Без паники, но сообщила, что она одна, она боится, и она беременна.
Тем же вечером Алешка маханул через забор.
Он согрелся от нашего кофе и участия и рассказывал охотно и долго. В основном, он говорил о Танечке, но кроме того, какая она чудесная и замечательная, ничего нового не сообщил. О тетке он упомянул довольно скупо, но выдал гораздо больше информации.
Тетка Саша была женщина нервная, постоянно всем и всеми недовольная, в том числе, и Алешкой. Правда, после смерти Алешкиного отца она никогда больше не кричала на племянника и прощала ему все, от двоек до Танечки. Только перед самым уходом в армию Алешка вдруг как-то неожиданно подумал, что, возможно, есть еще кто-то, кому тетка все прощала или простила бы, но спросить об этом суровую тетку не решился.
Он показал нам письмо и фотографию симпатичной девушки с широко распахнутыми, чему-то слегка удивленными глазами. Это было все, что он прихватил с собой в побег.
А я сидел, уныло постукивая пальцами по крышке стола, и помнил, что он ждет от меня совета.
Что я мог ему посоветовать? Только заново родиться в другом времени, а еще лучше – в другом месте, но с этим делом нам всем, кажется, крупно не повезло. Да и нет никакой гарантии, что в том же времени и в том же месте кто-нибудь родит ему Танечку с такими доверчиво-удивленными глазами.
– А Таня твоя живет с родителями? – спросил я без энтузиазма.
Ему, видимо, показалось, что я ткнул пальцем в обратный адрес на конверте без должного благоговения, поэтому он сгреб со стола письмо с фотографией и спрятал в карман.
– Таня живет в общежитии. Она учится в институте и работает, – заявил он с гордостью. – А по вечерам заходит к тетке Саше чаю попить. Я письма на наш адрес пишу, потому что в общежитии могут пропасть.
– Это было бы ужасно, – проскрипел я.
После демонстрации Танечкиной фотографии и чувств Ленка потеряла к Алексею возникший было интерес, но, изнуренная вынужденным длительным молчанием, направила разговор в деловое русло.
