дожди смоют кровь, а земля залечит раны и поглотит память о войне. И вновь луга застелют полевые цветы и реки наполнятся водой. Весна вдохнет веру в лучшее во всех отчаявшихся. Но не в меня. Уже слишком поздно, мой путь завершен. Жалею ли я об этом? Не знаю. Я просто устала и хочу, чтобы все поскорее прекратилось. Это моя последняя жизнь, девятая, и сейчас я просто жду, когда она закончится.
Мои лапы полностью погружены в стылую грязь. Холод пробирает до костей, но я к нему привыкла. Грязная, сбившаяся в колтуны шерсть почти не дает тепла, кое-где на боках виднеются свежие шрамы и запекшаяся кровь. Хрупкое и очень худое тельце не скрывают жалкие остатки моей, когда-то чудесной, серой шерстки. И только ярко-синие глаза горят огнем, это я знаю точно. Видела их много раз, проходя мимо луж. Я столько раз умирала, но все равно не смогла к этому привыкнуть, и сейчас, глядя на то, как ко мне медленно приближается моя последняя смерть, так же боялась, но усталость брала свое. Я устала жить и устала умирать раз за разом. Я честно отбыла свое наказание. Наказание за самый тяжкий грех, который я не смогу забыть никогда.
Убийство, которое тяжелым камнем лежит на моей душе. У меня было время подумать. Три года. Три года скитаний, холода и голода в разрушенных городах, опустевших лесах королевства, глубоко завязшего в бессмысленной войне, на которой гибло все: люди, деревни, города, леса и поля. Войне, на которой все превращается в прах, на которой люди становятся зверями. Был ли у меня выбор? Да, был. Выбор есть всегда. И я сделала свой. И снова поступила бы точно так же, даже зная, чем это для меня закончится. Тот солдат был не достоин жизни. Это был уже не человек, а обезумевшее от войны животное, которое не могло понять того, что война уже закончилась. Ему было все равно: своя это или вражеская деревня, взрослая это женщина или совсем юная девочка. Он везде видел только свою добычу.
Когда крошечный отряд солдат и магов пришел в нашу деревню, они больше походили на жалких оборванных разбойников, чем на доблестное войско. Но в деревне их встретили радостно и предложили все самое лучшее, хотя уже несколько лет деревня еле выживала. Там были солдаты, в которых еще осталась человечность, но были и те, кто посчитал, что они могут взять силой то, что им не предложили добровольно. Я защищала сестру, и в тот момент, когда насмерть забивала кочергой того солдата, не испытывала ни жалости, ни страха. Перед глазами стояла младшая сестренка в разорванном платье и наша совсем уже старенькая бабушка, которая лежала на полу без сознания. Успела! И только эта мысль грела меня потом, когда я стояла в заляпанном кровью платье перед двумя магами, которые сопровождали отряд. Меня судили. Судили быстро, по-военному, и должны были повесить сразу же, на глазах у всей деревни. Но один из магов, смотревший на меня с сочувствием, вступился и решил наказать так, как наказывали тех, кому хотели дать шанс на искупление. На глазах у заплаканной сестренки и бабушки, которая, казалось, согнулась еще больше, меня превратили в кошку и дали девять жизней. И я обязана прожить их все до конца, и только если кто-то добровольно будет готов отдать за меня свою жизнь, мое наказание закончится, и я снова стану человеком.
Этот приговор был сродни смертельному, только отложенный во времени и более мучительный. Кому нужна была кошка в разрушенном мире? Здесь даже дети были никому не нужны, а тут кошка! А шанс найти того, кто пожертвует своей жизнью за эту самую кошку, просто ничтожен. Вернее, его нет. Это я поняла сразу. Лучше бы меня повесили. Так думали и многие солдаты. Поэтому, как только приговор вступил в силу и я оказалась на земле на четырех лапах, они меня схватили. В полной растерянности я даже не успела ничего сделать. Это была моя самая первая и самая мучительная смерть. Они били меня сапогами, вырывали шерсть, ломали хвост, а я могла только жалобно мяукать и смотреть, как староста деревни держит мою сестренку, которая вырывается и бьется в его руках, пытаясь добраться до меня.
Меня спас тот самый маг. Он вернулся, когда увидел, что делают солдаты, и щелчком пальцев свернул мне шею. Очнулась я уже на улице какого-то города и все следующие года скиталась, питаясь объедками и живя на чердаках или в подвалах. Периодически я умирала от холода или голода, дважды меня загрызали собаки, а я отсчитывала оставшиеся жизни и ждала последнюю, девятую. За все годы я не видела ласки от людей. Сначала я пыталась быть к ним поближе в надежде, что кто-то сжалится и возьмет меня к себе. Но после пустых равнодушных взглядов проходящих мимо людей и пинков сапогами я потеряла всякую надежду и веру в то, что они мне помогут.
И вот сейчас я стояла на дрожащий лапах и смотрела в глаза своей последней смерти. Наконец-то. Я так устала. Мне не впервой быть задранной собаками, это не худшая смерть, главное – не сопротивляться и сразу подставить шею. Пес, который нашел меня в этом переулке, был огромным. Я смотрела в его раскрытую пасть с огромными клыками, с которых капала слюна, и думала, что такой пастью он сразу задушит меня и мне не придется мучиться. Покорно опустила голову и стала ждать. Страх и чувство неминуемого конца заставили мое маленькое тельце оцепенеть. А пес не спешил приближаться, я слышала его тихий рык и чувствовала, как воняет его мокрая грязная шерсть. “Ну, давай же! Чего ты ждешь?”
