Дополнительную работу брала – хотела денег скопить внуку!.. „Детский вклад“ ему открыла в сберкассе. Думала, поступит в институт, будет учиться и ни в чём себе не отказывать. Как же – „скопила“! Чубайсы с гайдарами обманули народ, всё у людей отобрали! Будь им неладно, жуликам! Всю страну с молотка пустили! Была когда-то такая держава могучая: нас в мире боялись! А теперь один всё продал Америке, предатель; другой – пропил, сволочь! Всё сельское хозяйство заброшено; всю экономику развалили! Зарастают поля – больно смотреть, как всё запущено! А попробовали бы они, эти правители, их разработать: сколько труда вложено! Распустили фермы, колхозы, пастбища; загубили животноводство! А нас заграничной отравой кормить будут! Такая страна погибла! А эта пьянь и глазом не моргнула: „пожалуйста“! Им-то что: их дети и внуки уже на всю жизнь выше головы обеспечены!.. А народ обобрали! На те деньги, что я положила на книжку, можно было купить три „Волги“, а теперь это – пшик: утюг и тот не купишь! А это – только начало. Поживёте ещё!.. – сетовала она. – Ещё поймёте, что социалистическая система – гораздо лучше. А Ивана не трогайте; вы забыли, что он здоровье стране отдал, а сам остался с разбитой судьбой…»
Бабушка была единственным человеком в семье, заступавшимся и за Ивана, и за него самого, за Костю, когда родители совсем отказывались его понимать. «Не спорьте с ним, не огорчайтесь сами и не огорчайте его. Он – не такой, как все. Он тоньше. И сам страдает от этого. Ему не подходит обычный сценарий. Ему будет в жизни труднее…» – говорила она. А её слово в семье было веско.
Бабушке был не чужд юмор, но почему-то всегда, ещё с ранних лет, в её словах Костя чувствовал предугадывание какой-то связанной с ним трагедии… Даже выпитая им бутылка пива казалась ей предвестницей будущего несчастья, но, когда он особенно напрягался в период экзаменов, сама доставала из своего шкафа глиняную бутылочку и наливала ему в чай ложку «Рижского» бальзама.
А когда он в девятом классе увлёкся матерью одноклассницы, бабушка чуть не сошла с ума от переживаний. Ситуация усугублялась тем, что эта женщина, по разговорам, состояла в религиозной секте, скрывавшейся под маской модного философского учения. Бабушка считала, что она «приворожила внука гипнозом, чтобы втянуть в свою веру». Ей было невдомёк, что Костя вовсе не был влюблён в эту особу: она лишь напоминала ему далёкую женщину из детства, ставшую его тайной любовью.
Люда
Это было в 92-м году.
Дача: роскошный бабушкин сад, семнадцать соток земли в подмосковном местечке Болшево, огромный дом с верандою, летний флигель, два погреба… Неподалёку – река Клязьма, на которую взрослые иногда ходили купаться и брали его с собой. Прогулка на Клязьму была целым приключением. Сначала шли вдоль выкрашенного голубой краской нескончаемого «глухого» забора папанинской дачи, где-то на территории которой, как поговаривали взрослые, находилась тайная чья-то могила… Потом – мимо старой кожной больницы с одноэтажными деревянными домиками, возле
