через алкоголь. Все это – реальные, действенные, проверенные способы. Алкоголь, впрочем, не особо безопасная тропка, учитывая утренние последствия. А также то, что алкоголь, или наркотики, – это, по сути, коммерческий банк. Он все дает исключительно в кредит. Сегодня он дарит тебе расслабление, но заберет с тебя в процентах и по людоедскому курсу. Но, как это ни печально, и алкоголь и наркотики – они выправляют сбившиеся ритмы на первых порах, и в этом их главная опасность. А еще есть люди, которые и не знают ничего такого, они просто расслабляются и относятся к происходящему вокруг философски. И их сбившиеся ненароком ритмы быстро приходят в норму.
Он помолчал. Потом сказал:
– Я полагаю, что сон – из той же оперы. Когда мы засыпаем, мы переподключаемся. Во сне мы перестаем осознавать себя, а значит – нас кто-то правит. Во время гипноза мы тоже не осознаем гипнотизера, но он есть. Напившись, мы перестаем осознавать, что пьяны, но алкоголь руководит нами целиком и полностью. Поэтому очень трудно поверить, что сон – это всего лишь сон. Отдыхаем мы… Я полагаю, во сне наши ритмы синхронизируются согласно общей картине, общему Плану. Чем более человек расслаблен по жизни, тем проще происходит корректировка во сне. Утро для такого счастливчика – радостное, самочувствие – великолепное, а жизнь – удалась. Если же рвать одеяло на себя и пытаться переделать План согласно своему сбитому ритму, хорошего не жди.
Женщина напротив впервые оторвала взгляд от сумочки и взглянула ему в глаза. Ее звали Вероника Мещерякова, и имя ей шло.
– Лекция удалась,– произнесла она ровным, безэмоциональным тоном. Но любой бы заметил, что за этим равнодушием плещется океан язвительности. – А если все же ближе к реальности? Игорь, сядь прямо, не горбись.
Последняя фраза уже относилась к 13-летнему отпрыску, который все блуждал и блуждал себе в иных мирах. Ему, похоже, не нужно засыпать, чтобы перестать осознавать себя, он и наяву может. Объективно, парень сидел достаточно корректно, не сутулился и ноги не задирал. Тем не менее, послушно принял штоковую позицию, что выдавало его внимание, которое он умело прятал за равнодушием. Через три секунды он вновь расслабился. Исполнил все это меланхолично и грустно. От окна не оторвался ни на миг.
Он миролюбиво улыбнулся в ответ, как бы показывая, что кролик в шляпе еще только на подходе, и не нужно так язвить. Затем сказал:
– Впервые с подростковыми ритмами я столкнулся, когда сам был подростком. Конец восьмого класса, школа. В актовом зале только что закончилось формальное чаепитие, впереди нас ожидал поход на дискотеку всем классом. Девчонки пошли наверх в класс переодеваться, пацаны тоже поплелись за ними. Не переодеваться, нам-то ни к чему было, а околачиваться рядом, ловить, так сказать, момент… И вот стоим мы в коридоре, болтаем и прикалываемся, все как положено, и тут из класса, где девчонки переодевались, начинает доносится вой. Сначала не особо громкий, но по нарастающей. Мы даже не сразу поняли,
