Сен-Жермен, – сказал Канарис. – Маленький, но удобный и очень стильный.
– Именно такой снял бы себе кубинский миллионер с хорошим вкусом, – добавил Кюссен.
– И очень недешевый, – проворчал адмирал. – Восемьдесят, мать их, франков в сутки.
Кюссен улыбнулся Фалько. Светская милая улыбка вообще не сходила с его лица, контрастируя с ужасающими рубцами.
– Подходит?
– Вполне. Но если в Париже мне придется бывать в людных местах, меня может узнать какой-нибудь республиканский агент.
Канарис нахмурился. Его явно что-то вдруг обеспокоило.
– Вы много где бывали в последнее время?
– Мало.
– Можно узнать, где именно?
– Нет.
– Ах вот как… Понятно.
– Я веду довольно замкнутый образ жизни, но от случайностей никто не застрахован.
– Ну, если что, будете действовать по обстоятельствам, – сказал Канарис после недолгого раздумья.
И перевел взгляд на адмирала, как бы возлагая ответственность на него.
– Он парень дошлый, – заметил тот не без яда. – Такого в море брось – жабры отрастут. И плавники.
Канарис покивал с таким убежденным видом, словно долго изучал Фалько и в словах адмирала не сомневается.
– У Кюссена уже подготовлен план, – сказал он.
– Разумеется. Через два дня мы встретимся как бы случайно в ресторане «Мишо», рядом с отелем… Я буду там обедать с Баярдом и Эдди Майо. В час дня там большой наплыв посетителей, и надо ждать, когда появится свободное место. Мы поздороваемся как давние знакомые, и я вас приглашу за свой столик. Ну, и с этой минуты игру вести вам, хотя я, конечно, буду рядом.
– Тебя что-то смущает? – спросил адмирал.
– Пока нет, – ответил Фалько.
Под седыми усами снова мелькнула сардоническая ухмылка. Адмирал пододвинул ему сифон:
– Прими-ка еще таблеточку аспирина, мой мальчик, она тебе понадобится… Потому что сейчас мы поведаем тебе вторую часть этой чудесной истории.
Стало жарко. Погасив свет, открыли одно окно и вчетвером постояли перед ним молча и неподвижно, наслаждаясь ночным бризом. За погруженным в сумрак песчаным полукругом простиралось темное пространство бухты, по которому ветер и луна плавно тасовали серебристые блики.
– Изысканный город, – сказал Канарис.
И он, и Кюссен с наслаждением попыхивали ароматными сигарами. Адмирал, чуждый красотам природы, обернулся к Фалько:
– Что-нибудь слышал о Всемирной выставке в Париже? – спросил он неожиданно.
– Кое-что слышал.
– Открывается в начале июня, и красные хотят, чтобы Республика была представлена достойно… Поручили создание павильона двоим своим архитекторам и собираются разместить там большое полотно, воспевающее борьбу благородного испанского народа с фашизмом и все такое.
Снова задернув
