форта Фэттерман.
Глава 10
…Отполированная локтями стойка, за которой ловко орудовал на пару с дочкой Адамс, тянулась на добрых пятьдесят футов – чуть ли не во всю распивочную. Дубовым торцом она подпирала старенький, фальшиво бренчащий “Блютнер”, точно облитый кровью тельца. Юркий малый, похожий на хорька, с прилизанной головой, в розовом жилете, трамбуя мозолистым задом хромоногий стул, лихо вышибал на пожелтевших клавишах, смахивающих на лошадиные зубы, “Я отдаюсь, но со слезами”. Разнокалиберный строй липких стаканов звякал в такт игре. Под рукой у тапера на пюпитре вместо нот лежали кольт и простреленная Библия.
Столы жались друг к другу, зарывшись ножками в свежие, насыпанные перед открытием опилки, образуя что-то вроде вольера вокруг добротно сколоченной сцены. Голубые с белым указатели в виде руки в перчатке с вытянутым перстом ненавязчиво намекали отягощенным леди и джентльменам на две двери, скромно виднеющиеся в конце зала. С правой стороны от стойки гигантской змеей изгибалась и ползла в темноту, к номерам, лестница из мореной доски. Слева от входа крутилось, сверкая надраенной бронзой, колесо рулетки: слышался глухой перестук стаканчиков, крапчатые кости скакали по зеленому сукну, одних делая счастливыми, других заставляя туже затягивать ремень.
Адамс вскрыл еще пару бутылок; бренди золотым янтарем заискрилось за толстым стеклом. Старик приветливо улыбнулся, что сделало его похожим на грецкий орех, и почесал загорелую плешь. Он невпопад подсвистывал таперу и, не спуская глаз с двери, следил за каждым, кто входил в салун.
В самый разгар веселья дверцы “пни меня, я не обижусь” 35 сыграли. В зал вошли двое. Один, мрачный, заросший до глаз смоляным волосом, трезвил горожан колючим, как шип, взглядом. Из-за дальнего столика нервно и высоко плеснул женский вздох:
– С ума сойти – Крэйзи… Сам Диззи Вуд!..
Вторым, едва достигая плеча Диззи, стоял По, по прозвищу Опоссум,– хитрый, как двести чертей, настолько же коварный и живой, словно ртуть. Засаленная кожаная безрукавка сидела на его голом, загорелом, жилистом, как ремень, торсе точно влитая. В руках тускло поблескивала барабанная винтовка Кольта36. Опоссума в Монтане уважали… Одному бесу было известно, как этому отпетому шулеру под десятками самых придирчивых глаз удавалось оставить в дураках каждого, кто садился с ним за карточный стол. Масть всегда шла к нему, что лосось на нерест, и в его руке, как по колдовству, оказывался победный “фулл хауз”37.
Салун поутих. “Джентльмены удачи” как гвоздями приколотили к себе общее внимание. То тут, то там слышалось шушуканье и шебуршение сродни мышиному; на большинстве лиц застыли гримасы подобострастия и испуга. Все прекрасно знали, что если кто и должен быть повешенным, так это именно данная парочка. Крэйзи убивал, грабил фургоны и почтовые дилижансы с той обыденностью и проворством, с какими плотник забивает гвозди. Поговаривали, что он
По традиции Среднего и Дальнего Запада вход в салун имеет декоративные двустворчатые дверцы в виде решетки или тонких балясин высотой по грудь, открывающиеся в обе стороны, часто подпружиненные; эти дверцы в каждом штате имели свои оригинальные названия: “крылья летучей мыши”, “уши гробовщика”, “пни меня, я не обижусь” и т. п.
Барабанные винтовки появились очень скоро после изобретения Джоном Пирсоном револьвера и выпуска первых револьверов Кольта паттерсон (1836 г.); некоторые модели выпускались серийно; известны единичные образцы с емкостью барабана до 25 зарядов; вытеснены магазинными винтовками, так как уступали им по скорости заряжания.
