выпить чего-нибудь покрепче – текилу с лимоном или виски с тоником. Эдвард говорит, алкоголь плохо влияет на сон и утро следующего дня, но мне не до размышлений об этом. Я пью три таблетки обезболивающего и опускаюсь в мягкое, некогда любимое кресло. Сейчас я сижу в нем, если не вижу выхода. Мое сочувствующее кресло, кресло грусти, кресло капитуляции. После смерти Грини я проводила в нем много часов, обращаясь к Херши за любовью, обещанной миссис Джуди, пялясь в дурацкие телевизионные шоу и составляя списки дел, которые, вероятнее всего, я никогда не выполню. Губы сжимаются в ниточку, а в груди образуется ком. Я сейчас заплачу. Ну и пусть, кому какое дело? Здесь нет никого, кого моя слабость нервирует.
Я будто не спала три дня. Мне хочется кому-то позвонить, но что сказать? Я могла бы позвонить кузине Кэти, она на десять лет старше и знает все о горе в его различных проявлениях. Но когда я ищу взглядом телефон, то вижу на полу горстку остриженных ногтей. Интересно, с рук или ног?
Сволочи!
«Келли, дорогая, они же дети!» – лучшая половина меня силится обуздать гнев. Почему я не могу относиться к девочкам так же, как Грини? Неужели сложно помочь маме с этими бонусными милями? Что сказала бы Лиз – она умерла в 46, и каких-то три месяца назад я восхищалась ею, – увидев, как я поступаю со своей жизнью и как совершаю бессмысленные поступки, не испытывая ни грамма благодарности за свое благополучие?
Звонок в дверь помешал самобичеванию. Загорелый и улыбающийся почтальон вручил большой пакет из магазина J. Crew[7]. Во время прошлого приступа прокрастинации я минут двадцать пыталась сделать онлайн-заказ. Но благодаря месячному роману с мучными изделиями я увеличилась в размерах – так что пришлось закупиться на распродаже.
Я вскрываю пакет и достаю игривую, с разрезом, комбинацию без рукавов. Цвет, довольно обычный, линялый красный, в жизни смотрится еще лучше, чем на картинке. Это победа, детка! – говорю я себе. Бирка гласит: «Этот товар нельзя сдать или обменять». Как будто кто-то собирался!
Я бросаюсь вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, сбрасываю пижаму Грини прямо на пол перед шкафом и умещаю свои стареющие прелести (как говорит мама) в утягивающее белье. Ладонями разглаживаю верх. Вырез не такой большой, как хотелось бы, но смотрится хорошо. Комбинация заканчивается в районе бедер и сильно утягивает живот. Я оглядываюсь через плечо, на спине из-под комбинации выглядывает застежка лифчика. Налюбовавшись, я пытаюсь снять комбинацию через голову, но чашки размера С+ сидят крепко. Что бы я ни делала – ничего не происходило.
Еще несколько минут я извиваюсь, матерюсь и потею, но ничего не помогает. Кажется, я обречена носить эту комбинацию вечно. Как корсет.
Есть только один выход.
Схватив ножницы для поделок, я разрезаю ночнушку, словно первоклассный хирург. Я так зла на J. Crew, детей, мужа, не говоря уже о взмыленной женщине в зеркале, что практически рычу. Беру себя в руки, только заметив напротив под окном двух своих соседок с их дурацкими дрессированными собачками.
Ненавижу себя за то, что стала такой: удобной, надоевшей
Крупный магазин одежды.
