широко распахнутые глаза, бесценное выражение смущения и сопротивления, которое не побороть – это та гремучая смесь, что взорвала мне мозг. Да так крепко, что я едва не спалился.
Если бы я не послал ее лесом вон из вип-ложи, то точно бы не сдержался. Нагнул над столом и отымел бы прямо там, мало заботясь о принципах Марьяны и вездесущих папарацци. Поступил с ней, как со всеми телками, жаждущим моего внимания – выставил, продемонстрировав скуку и по**изм.
Лана не видела, как меня колбасило и бросало в жар, стоило только ей исчезнуть из поля зрения. Как я неосознанно облизывал пальцы со следами ее влаги, дурея еще сильнее. Братаны меня не узнали. Олеся психанула и перебралась за столик к внуку депутата Думы. Мне на нее на тот момент было откровенно класть, но нужно подсуетиться первым – чтобы голодные до сенсаций паразиты не разыграли карту «от Валиева ушла наложница». Набираю номер своего пиар-директора. Все нормальные люди спять в такую рань, но мне по сараю.
– Просыпайся! – не даю ей окончательно отряхнуться ото сна. Пусть тешит себя тем, что я звоню ей лично, а не посылаю своих ассистентов. – Короче, ситуация такая. Алеся Риплеева психанула. Торчит в клубе с личинкой Демченко. Мне не надо заголовков в стиле «Азамат больше не альфа». Думай, как это преподнести. А нет, я за тебя уже подумал. Напиши, что я ее послал. Тупая шлюха.
Сбрасываю звонок и прибавляю скорость. Водилу я отпустил погулять до ближайшего Макдональдса, пока имел в рот узкоглазую. А вот и он. Терпеливо ждет, попивая кофе из стаканчика.
Хочется тоже зарядиться кофеином, но подобную гадость я не стану лить себе в глотку даже под дулом пистолета. Перебираюсь на пассажирское сиденье и закрываю глаза. И вновь вижу пухлые губы Ланы и ее небольшую дерзко торчащую грудь. Твою ж мать!
– Все хорошо? – нет бл**ь, халдею захотелось поговорить по душам. Но мужик он неплохой, поэтому я не шлю его по известному адресу, а начинаю тонко троллить.
– Ну почти. Плохо сделала минет.
Представляю, как ему уже хочется наконец зарядить мне кулаком. Бывший военный с тупым и никому не нужным кодексом чести и тягой к баборабству. Ничего, родной, терпи. Пять лет терпел и ещё столько же потерпишь – иначе будешь выживать на зарплату школьного сторожа, а не отогревать семью на курортах.
Этого достаточно, чтобы он заткнулся. Я смотрю, как просыпается никогда не спящий город и закрываю глаза. Злюсь на себя, не понимаю, как эта девчонка в костюме черной птицы застряла между висками и даже моего желания мало, чтобы стереть ее образ из памяти. А ее запах – запах терпких духов, кожи с легкой кислинкой испарины… Я все еще ощущаю его на своих губах и пальцах. Эффект ее присутствия в салоне «Бентли» становится сильным, довлеющим, я даже трясу головой. Но ее образ не исчезает.
Со мной такого не было с школы. Вереница фанаток и просто дорогих шлюх со временем научила не зацикливаться ни на ком из них дольше, чем длится совокупленгие. Но эта глазаста Милана… Пробую ее имя на вкус, в паху становится жарко, а сердце зашивается.
