вижу в его голове острую зависть. Так глухой порой завидует слышащим, теоретически зная, что существует на свете прекрасная музыка, ему недоступная. И ему всю жизнь придётся довольствоваться ползущей строкой субтитров.
– Да, папа Уэф, – я полон к нему искреннего сочувствия. – Нет правды на Земле, но нет её и выше. Почему такой дар – и такому балбесу… Вот если бы тебе стать Всевидящим, ты бы всех «зелёных» тут раком поставил…
Я спохватываюсь. Ну когда уже я отучусь ляпать? Но слово не воробей, и в фиолетовых глазах Уэфа уже зажглись огоньки – ход моих мыслей его заинтересовал.
– Как?
– Да не обращай внимания… Это я сдуру…
Но моё подсознание абсолютно самостоятельно выдаёт ряд картинок-ассоциаций с участием «зелёных», биоробота Ивана и папы Уэфа, и потомственный телепат, каковым Уэф является, без труда улавливает их. Ещё пару секунд он сидит неподвижно, округлив глаза, но смех уже рвётся наружу, сотрясая его, как в лихорадке.
– Ой, не могу… Нет, это немыслимо… – серебряный смех-колокольчик звенит, не умолкая. – Ой, не надо… О-ох… Да, Рома, – он вытирает слёзы, – вот так вот живёшь, думаешь, уже всё про зятя знаешь… Ход мыслей человека непредсказуем. Боюсь, Мауна не одобрит подобный мой выбор. Особенно биоробота.
Сказать, что я смущён – ничего не сказать… Нет, с этим надо что-то делать… Я имею в виду, с ходом мыслей. Ведь можно как-то научиться нормально думать, разве нет?
– Всё, Рома, иди работай! И мне не мешай работать! – Уэф поворачивается к своей установке.
– Спасибо!
И уже у дверей я решаюсь.
– Папа Уэф… Можно ещё вопрос?
– Ну?
– А как я тогда смог?
Он оборачивается всем корпусом, и я уже настраиваюсь на контрвопрос типа: «ты меня спрашиваешь?» Но папа Уэф, помолчав, произносит совсем другое.
– Тогда был День Гнева… сынок.
Размытые цветные пятна танцуют свой таинственный танец, рассказывая мне о том, что было, есть и будет во Вселенной. Они никогда не устают, в отличие от меня. Они ничего не утаивают, но что и как я пойму, это уже моё дело. Мне трудно… Мне очень трудно…
Взрыв в голове… нет, это не похоже на взрыв. Я расширяюсь сейчас вовсе не так, как раньше, стремительно и неудержимо, подобно ударной волне. Это больше напоминает расползание облака тумана, мягкое, осторожное… Нет, я не прав – это ничего не напоминает. Потому что подобные ощущения не описываются никаким нормальным человеческим языком, да и ангельским тоже.
Москва… Да, это определённо Москва. Я вглядываюсь в призрачные белёсые очертания зданий, в прозрачные фигурки привидений, весьма похожие на людей… да, это и есть люди. Ещё усилие, и за ними появляются дымные тающие «хвосты»-послесвечения. Да, это их мировые линии. Сколько их, Господи! Как я найду нужную?
Вновь расширяюсь, затапливая собой всю Среднерусскую равнину, от Белого моря до Кавказа. Я вглядываюсь и вижу – всё это пространство буквально
