дальше по заплатанному асфальту несамоуправляющей улочки. Ричард стоял на вздыбленном корнями тротуаре, наклонив голову, полуприкрыв глаза, продумывая изложение и приводя мысли в порядок. Как рассказать об этом? Максимальное очищение. Ужасное событие. Они все его хорошо знали.
Шестидесятилетняя рыжеволосая мадам де Рош считала людей восхитительным явлением, заслуживающим внимания и заботы. Она кормила и развлекала свою паству, предоставляла кровати и ванные, выслушивала, когда подопечные были несчастны, и предлагала всем им все, в чем они нуждались, кроме признания их равными, ибо она не была им ровней. Пусть она жила в теневой зоне, но не была ее частью. Не была она и частью Комплексов. Она утверждала, что презирает это «скопище бессердечных перфекционистов».
Мадам де Рош походила на своих гостей не больше, чем на свой сад или своих кошек, о которых тоже заботилась милостиво и с пониманием.
Свести рассказ к выразительному изложению небылицы. Искусственный, но единственный способ спасти тяжелый час. Что я мог быть убийцей. Восемь умирают, чтобы я мог прожить пять минут и рассказать о случившемся со мной всем нам, ибо мы все знали Голдсмита. Обвинения в том, что не выдал его, зная о его нужде в коррекции, – о чем я не знал. Не знал. Начать рассказ до ее прихода. Тогда она попросит повторить его. Слушайте все! Ну а дальше уже куда кривая вывезет.
Ричард вздрогнул. Иисусе. Я миролюбивый человек. Простите, но я заслужил эту историю.
Перешагивая через ступеньку, он поднялся по широкой каменной лестнице, не обращая внимания на потрескавшихся бетонных львов – имитация другой эпохи, сама уже ставшая другой эпохой, – к якобы испанскому портику, входу в особняк.
В кованой эмалированной белой клетке чистила перья крупная красно-синяя птица; она подмигнула ему, на одном стертом когте проступило серебро. Новое дополнение. Сорок лет, древний и очень ценный; настоящие живые птицы намного дешевле. Араподобный.
Дверь его знала. Вежливо кивнув ее тяжелому деревянному лику, Ричард вошел и погрузился в великую общность некорректированных. Четырнадцать прихожан мадам де Рош, шлепая по красному гранитному полу мягкими подошвами тапочек или жестким пластиком каблуков, толпились у подножия лестницы: три длинноволосые девушки, похожие на студенток, любовались ранним Шилбрейджем в нише; два джентльмена в смокингах обсуждали проведение не вполне законных сделок через банки теневой зоны; четыре поэта в джинсовках хвастались друг перед другом своими напечатанными вручную сборниками. Одетые во все лучшее, как всегда, за исключением тех случаев, когда их философия требовала меньшего, они держали в сверх меры украшенных пальцах рюмки с напитками и кивали, когда он проходил; Ричард не был для них старшим по положению – не в этом месяце. Друзья, но пальцем не шевельнут, если я упаду. Таких знал еще Петроний. Господи, пощади меня, они все, что у меня есть или чего я заслуживаю.
В стороне от расползающейся все шире толпы сидела в кресле любимица
