сказал Мартин с подобострастием наемного работника. – Ох, и, господин Ласкаль… Мне понадобятся все клочки информации, какие вы сможете сообщить мне о нашем пациенте. А также неплохо бы информировать его о процедуре…
– Он дал согласие.
Мартин от удивления замолчал.
– Я позабочусь, чтобы все био- и сопутствующие материалы были доступны вам сразу по прибытии, – сказал Ласкаль.
Мартин какое-то время смотрел на пустой экран, не думая ни о чем, и тер ладонями колени. Затем встал и подошел к окну, чтобы посмотреть на обшарпанную благородную Ла-Холью, все еще мечтающую о величии, бежавшем отсюда на север к Монументам, или на запад, за широкое море.
Он полюбил Ла-Холью. И не претендовал на то, чтобы вернуть себе Монументы или, не дай бог, Комплексы. И все же, если все пойдет так, как задумано, как сговорено, то скоро он будет очень далеко отсюда, снова в месте, если это можно так назвать, которое любит даже сильнее, чем этот край, в Стране вместе с Кэрол.
– Можно рассматривать все это как приключение, – сказал он вслух, – или бояться.
Мартин осмотрел полки и собрал необходимые диски и кубы, проинструктировал домашнего диспетчера и по некотором размышлении позвонил своему адвокату, чтобы сообщить, где его можно найти, если через неделю он не вернется в свою квартиру. Предельная подозрительность.
Длинный темно-синий частный автомобиль размером с мини-автобус остановился у тротуара точно в назначенное время и открыл дверь, впуская его в мягкий серо-красный комфорт. Машина, урча мотором, покатила по улицам Ла-Хольи, запруженным нарядной обеденной толпой. Она быстро нашла поворот на самоуправляющую трассу № 5 и понеслась на север.
Десять минут в сторону Карлсбада мимо сложной сети кондоминиумов конца двадцатых, торчащих вдоль самоуправляющей трассы, точно скалы, ныне просто многоквартирных домов для тех, кто не мог позволить себе жить в перевернутой, высотой в километр пирамиде Карлсбада. Поворот к востоку от пирамиды и самоуправляющей трассы на ровную бетонную дорогу в сельской местности, петляющую по холмам и по полям, усеянным похожими на столбики монет гасиендами, и виллами, и мечетями, и стеклянными куполами, кусочками синего океана, оказавшимися вдали от моря, и миниатюрными озерами, и полями для гольфа, и кирпично-деревянными поместьями в стиле «Тюдор»: пристанищами чудаковатых старых богачей, сторонящихся показного величия Монументов и буржуазных притонов для стремящихся к побережью.
C моря южное побережье Калифорнии напоминало стену гигантской тюрьмы или некую небрежно, но ярко раскрашенную базальтовую складку, возникшую при сдвиге земных пластов и образовавшую при остывании цилиндры и кубы, шестигранники и башни, заполненные леммингами, собравшимися со всего мира: колонии русских экспатриантов, эксплуатировавших природные богатства Сибири с десятилетий Гласности с их многочисленными бистро на набережной; колонии китайцев и корейцев, появившихся здесь слишком поздно, чтобы купить сумасбродно дорогую землю; богатые старые японские семьи и последние левантинские семьи нефтяного века, продавшие свои земли со значительной выгодой строителям Монументов; все они действовали в пределах очерченных четких границ и соперничали с немногими обескураженными старыми
