о ней узнать, вряд ли она покончила с собой. Зато вот что важно. В три часа ночи ее сосед выглянул из окна – время он засек – и видел, как мужчина затаскивает какую-то женщину в белый микроавтобус.
– Номерные знаки запомнил?
– Он был пьян в стельку. Запомнил только несколько цифр.
– Но машину-то удалось найти?
– Нет.
– Ты ему поверил?
– Да, и до сих пор верю.
– В общем, опираться особо не на что, да, Рой? – сказал Джим Дойл.
– Да, но я нашел кое-что странное. Сегодня специально приехал пораньше и перечитал материалы дела. И знаете что? – Грейс обвел коллег внимательным взглядом. – Из дела пропало несколько важных страниц!
– Кто мог их взять? – спросил Брайан Фостер. – То есть… Кто имеет к ним доступ и у кого есть возможность их изъять?
– Ты ведь раньше служил в полиции, – сказал Грейс. – Вот ты мне и ответь. А потом объясни, кому и зачем это понадобилось.
25
5 января, понедельник
Наверное, и правда пора завязывать.
В тюрьме не молодеешь. Тюрьма набавляет – вернее, отнимает – десять лет жизни, в зависимости от того, как на это посмотреть. Даррен Спайсер не был недоволен своим прошлым, как на него ни смотри.
С шестнадцати лет он проводил больше времени за решеткой, чем на воле. Мотал срок за сроком. Его называли «упорным рецидивистом». Закоренелым преступником. Что говорить, не очень-то ему везло. Только один раз во взрослой жизни он провел два Рождества подряд на воле, да и то сразу после того, как женился. По свидетельству о рождении – настоящему – ему стукнуло сорок один. Отражение в зеркале в ванной говорило, что ему все пятьдесят пять, а то и больше. А самому ему казалось, будто ему все восемьдесят. Настоящий мертвец. Настоящее…
Ничтожество.
Намылившись, он тупо взглянул в зеркало и поморщился, увидев морщинистого старого придурка. Он стоял голышом; долговязое тощее тело – он предпочитал называть себя «худощавым» – стало мускулистым от ежедневных занятий в тюремном тренажерном зале.
Даррен Спайсер принялся сбривать жесткую щетину той же затупленной бритвой, какой он брился в тюрьме и которую унес с собой на волю. Когда он закончил, лицо стало таким же гладким, как все тело, – остальное он сбрил на прошлой неделе. Он всегда брился после выхода из тюрьмы; таким способом он очищался. Помнил, как однажды, вскоре после свадьбы, вернулся домой с лобковыми вшами. Бр-р-р!
На предплечьях красовались две маленькие татуировки. Хорошенького понемножку! Почти все его сокамерники были с ног до головы покрыты наколками и гордились тем, какие они крутые. Даррен Спайсер считал, что гордиться наколками – все равно что выставлять напоказ свою тупость. Зачем облегчать копам возможность тебя опознать? И потом, у него и без наколок особых примет хватает: пять шрамов от резаных ран на спине. Так ему
