шли пожелания всех благ, воли, удачи во всех начинаниях и подпись смотряги.
Все прояснилось: надоело МММ-щику платить всем кому ни попадя за огрехи в своей биографии, и решил он платить только хозяину Бутырки. Нашёл тот ему тихую маломестную камеру, подсадил к нему людей посговорчивей, которые никому ничего не скажут, а за это получат материально-гастрономический оазис в серых стенах Бутырского замка. В каком-то роде этих зэков можно было назвать штрейкбрехерами уголовных ценностей. Всё! Пропал богатенький Буратино…
Нашли его через неделю: отследили, куда вертухай по вечерам зачастил, относя голубоголовые бутылки «Гжелки». Мавроди заплатил штрафные, добавил не выплаченные в срок взносы на Благо Общее и накрыл поляну для смотрящего. В общем, всё стало на свои места: вновь зашелестело бабло кумовьям, ворам и блаткомитету.
Его сокамерников поймали на подходе к прогулочному дворику и долго били ногами. Мент, что их конвоировал, стоял в сторонке и молился, чтобы их не забили до смерти.
Мне не было их жалко и не было жалко Мавроди. Наверное, это врождённая классовая ненависть.
Понаехали…
В октябре меня впервые «заказали слегка», то есть повели на свиданку. Провели по длинным коридорам четвёртого и первого корпусов и затолкнули в длинный зарешечённый «отстойник», где уже стояли другие зэки. Они ждали своей порции радости от встречи с родными. Большинство – мечтательно молчали, привставали на цыпочки и выглядывали вновь входящих, стремясь разглядеть за спинами охранников своих близких (матерей и отцов, жён с маленькими детьми и подростков-сыновей). В эти самые минуты я впервые услышал про «Норд-Ост»… Вообще-то прислушиваться к чужому разговору тюремная мораль (как и любая другая) запрещает. Поэтому я, как вежливый человек, сначала дождался, когда обронивший это слово замолчит, и после обратился к нему.
– Братело, слушай, – вежливо начал я, – хату нашу мусора заморозили, дороги рвут, на весь корпус карантин недельный повесили. Что происходит-то в мире, какие слухи, а то телика нема…
Он пересказал всё, что знал про «Норд-Ост», все новости. Затем сказал, что особорежимникам на централе объявили усиление (во время усиления «особиков» можно отстреливать без судебных проволочек, если что не так), сказал, что у «барыги-азербота» с его хаты «там» грохнули жену и тот только ждёт, когда увидит поблизости чеченца. Несколько человек присоединились к беседе и сказали, что настроения погромные. Старый Якуб, стоявший рядом и в нычку от конвоя куривший свою «Приму», харкающим голосом изрек: «Сейчас на воле чеченам не сладко, братва. Увидите: нас ждёт большой завоз и уплотнение наших рядов».
«Большой завоз» начался через неделю. Грохотали открывающиеся и закрывающиеся тормоза камер, конвоиры водили за собой толпы патлатых людей. И пришли «чехи», и пришли они почти в каждую хату. Были здесь чеченцы высокие и низкие, чёрные, как угольная пыль, и светловолосые, горбоносые и не очень, «чехи»-москвичи
