Московским морем.
И лето. Лето в таком количестве тоже было совершенно неправильным, непонятным, неуместным и поэтому особенно тягостным.
Он никого ни о чем не расспрашивал (не было ни сил, ни желания), но так или иначе узнал, что тут так всегда. Зима была, но короткая, три месяца, и бесснежная – ниже десяти температура не опускалась. Все же остальное время город был погружен в тепло.
От Котельнической высотки он как-то раз добрел дворами до Павелецкого вокзала и долго стоял, оторопев, глядя на аршинные буквы, возвещавшие, что тут находится «Большой Южный речной вокзал». Здание, пристань и с десяток каботажных судов… Малый Южный вокзал, как он выяснил позже, располагался где-то в Печатниках, перед шлюзами.
Город жил в летнем ритме, летней жизнью. Днем все замирало, затаивалось, прячась от солнца – даже магазины и те закрывались на целых два часа, зато вечером Москва оживала. Тянулись к большому городскому пляжу речные трамваи и катера, улицы заполнялись пестро и легко одетыми людьми, откуда-то обязательно звучала музыка… Город гулял и расслаблялся. Несмотря на то что, на взгляд Ита, город был весьма и весьма беден, это нисколько не мешало людям чувствовать себя в нем если не счастливыми, то близко к тому.
Хотя бедность бедности рознь.
В считках Ит, к примеру, неоднократно видел, как Лин и Пятый собирали копейки, чтобы пойти и купить хлеба, а тут вчерашний хлеб можно было брать даром, платить приходилось только за свежий. Того же Ита несколько раз зазывали на ужин люди, которых он видел два или три раза в жизни, и то мельком. Лаборантки из института, кто-то из обслуги. Можно было идти по улице и услышать откуда-то из окна приветственный радостный вопль:
– Эй, здорово! Ит, давай, заваливай, мамка курицу пожарила с картошкой, хоть пожрешь нормально, а не как в нашей столовке!..
Ита такое панибратство смущало и пугало, поэтому вскоре он почти перестал выбираться в город, а если и уходил, то совсем недалеко, в соседние проходные дворы, где (это он выяснил досконально) нельзя было встретить знакомых или полузнакомых людей.
Володя по кличке Ленин, старшой грузчиков, несколько раз пытался взять над Итом что-то типа шефства, но вышел из этого шефства полный швах. Ит покорно шел, куда звали, говорил, что просили, но вот справиться с собой и как-то втянуться в общее веселье не мог совершенно.
– Слушай, у тебя морда, как у кота, которому в нос сигаретой ткнули, – раздраженно говорил ему Ленин. – Чего тебе не нравится-то? Сидишь, как доской пришибленный, слова из тебя не вытянешь. Смотри, девки какие с училища причапали, а ты все как неродной. Или с лаборатории Павлуха…
Ит в ответ лишь слабо дергал плечом и молчал. Ленин злился, ругался, просил – видимо, чувствовал себя в долгу перед Федором Васильевичем, – но дело с мертвой точки не сдвигалось.
Федор Васильевич действительно стал оказывать грузчикам содействие с той поры, как к ним перебрался Ит. То премию лишнюю подкинет, то продовольственные заказы, то просто принесет литр медицинского спирта. Бригада всему этому радовалась, Ита, конечно,
