опечатана и забита крест на крест горбылём. Ключи выскользнули из рук и звякнули о плиточный пол. На этот звук почти сразу приоткрылась другая соседская дверь.
– Катюша! Как долго Вас не было! – воскликнула соседка.
– Я живу в другом месте, – ответила Катя, не опускаясь до подробностей.
– Сын-то Ваш тоже съехал к жене. Так в ЖЭКе никак найти Вас не могут, чтобы ордер на новую квартиру выписать. Звоните им скорее, телефоны пока ещё не отключили.
– Спасибо, что сказали, я позвоню, – Катя закрыла за собой хлипкую дверь,
– Вот я и дома, – сказала она самой себе и села на калошницу в прихожей.
В квартире, несмотря на сильный сквозняк, пахло затхлостью и сыростью. Катерина осмотрелась. На кухне была открыта форточка, и ветер хлопал ею. Стекло в форточке было разбито, лишь острый осколок так и торчал в проёме, удерживаемый куском замазки. Под подоконником валялись осколки стекла. Другая створка окна была и вовсе без стекла. Вместо него была вставлена фанера. И всё та же мертвечина. Торчит изо всех углов. Если бы на окнах не было решёток, то бомжам не составило бы большого труда влезть в квартиру. Вроде, и не жили здесь люди, не рожали детей, не встречали новый год, не пекли пирогов, не смотрели комедии по телевизору. Тридцать лет! Но квартира так и осталось бездушной, необжитой.
На кухонном крошечном столе стояла недопитая бутылка водки, на разделочной доске лежали мумифицировшиеся от жары куски селёдки, горбушка ссохшегося бородинского хлеба, да два опрокинутых простеньких граненых лафитника, у одного из которых была отбита ножка.
– Да, хорош натюрморт, – подумала Катерина и вышла с кухни.
Она толкнула дверь в комнату сына. Комната была почти пуста. Лишь кровать, два старых стула, да старые занавески на немытых окнах. А на полосатом матрасе лежал, забытый сыном, голубой берет. Рядом – тетрадный лист, на котором почерком сына было написано.
– Меня можно найти вот по этим телефонам…
Катя взяла листок.
Мамина комната была совсем пуста. Ни кожаного старого дивана, ни телевизора с линзой, ни зелёной лампочки-грибка. Даже старинной железной кровати с шишечками не было. Значит, Надежда всё-таки продала любителям всяких интересных штучек мамину мебель. Только скомканные листы какой-то бумаги валялись в углу. Катя наклонилась и ахнула. Это была не бумага, а скомканные кружевные салфетки, которые она кипятила и крахмалила по субботам. Она осторожно разгладила их и свернула аккуратно, решив, что возьмёт с собой. Желание позвонить Надежде стало понемножечку таять.
В Катиной комнате всё было по-прежнему, все на своих местах. Только вот эстампы стопкой лежали на подоконнике. И сверху тот самый, который они купили со Щучкой на Кутузовке.
Окно в Катиной комнате тоже было надтреснуто:
