в гражданской одежде. На станции. Остроглазый начальник патруля подметил сидор пассажира, сунулся с досмотром, там оказалась военная форма и документы. Вердикт военно-полевого суда однозначен: «К расстрелу».
– Старший лейтенант Сенников, вам поручается привести приговор в исполнение. Шамаев был рядовым вашей части. Другим – неповадно будет!
Приговор Шамаеву прочитали перед строем батальона, а на расстрел повели в рощу: там воронка от авиабомбы, не надо могилу рыть. Пятеро солдат с винтовками, смертник Шамаев и старший лейтенант Сенников, командир расстрельной команды.
– Токо штоб враз убейте, штоб не мучился. В сердце цельтесь, не в башку. Башку жалко! – говорил Шамаев. Говорил обыденно и просто, словно вели его не на казнь, а к дантисту – удалять зуб.
Сенников смотрел на него без жалости, но и без небрежения. Ему уже доводилось присутствовать на расстреле дезертира, и приговоренный стал метаться, падать на колени, кричать, извиваться, пришлось его связывать, на голову надевать мешок, – зрелище противное. Как бы Шамаев не выкинул такое же коленце.
Дошли до воронки.
– Хм, неглубокая. Шо, больше не было? – возмутился Шамаев.
Никто ему ничего не ответил.
– Закурить дайте. Напоследок! – попросил Шамаев.
Солдаты переглянулись. Сенников достал портсигар, достал папиросу, передал папиросу бойцу, а тот Шамаеву. Приговоренный закурил, сел на ближний бугорок.
– Дезертир, дезертир, – передразнил он кого-то. – Хм, какой я на хер дезертир! – Шамаев сидел лохматый, небритый, в грязной белой рубахе и темном пиджаке. – В сорок первом, война токо началась. У нас под Минском тридцать патронов на все отделение было. Тридцать штук на десять винтовок… Хм, иди повоюй!
Сенников, по правилам, должен был пресечь предательскую пропаганду, но он молчал: Шамаев был ему интересен, Шамаев не боялся смерти или пока играл со смертью без мандража – козырными картами.
– Хм, а здесь, под Харьковом… Бросили нас, дорогу перекрыть. Пушка сорокапятка без колеса. Один пулемет «дегтярь», и взвод народу. У отступающих, у отступающих! – потряс кулаком, – боеприпасы отбирали, едритвой лять!
– Кончай! – оборвал его Сенников, но сделал это не громко.
– Хм, шо кончай! А вы шо, не отступали, што ль? Сами знаете, шо тут творилось. Я в Ростов к бабе хотел съездить. А потом снова б сюда. А меня в дезертиры… Дураки, своего бьете.
– Прекратить! – приказал Сенников.
– Да ладно, лейтеха! Ты теперь мне не начальник. Меня другой ждет. – Шамаев ткнул пальцем в небо, и сам, без понуждения, встал на край воронки.
Пятеро солдат взяли оружие на изготовку.
– Вот сюда стреляйте! – Шамаев распахнул пиджак, словно пиджак мог не пропустить пули, пальцем указал на белой рубахе, где сердце. – Давайте!
Когда солдаты зарывали воронку, Сенников сидел, закрыв глаза, привалясь спиной
