ла свое вращение; друзья по-прежнему слышали пение гондольеров на оживленном Большом канале, крики уличных торговцев, предлагавших свои товары, и веселый птичий гомон. Время застыло лишь на балконе палаццо Брицци, где три джентльмена наслаждались поздним завтраком. Ближе к вечеру Блэкстоун и Озборн должны были возвращаться домой, в Англию.
– Что с вами? – врастяжку спросил хозяин дома, в насмешливом изумлении поднимая брови и сверкая синими глазами. Он положил на стол письмо, которое только что прочел.
Доминик Вон опомнился первым:
– Гейб, ты, конечно, шутишь?
Гейбриел устремил на него насмешливый взгляд:
– А если не шучу?
– Разумеется, этого не может быть! – пылко воскликнул Озборн. – Ведь ты и сам Уэстборн…
– Да, последние полгода, – холодно согласился недавно получивший титул граф Уэстборн. – А жениться я намерен на одной из дочерей прежнего графа!
– На дочери Коупленда?
– Вот именно! – Уэстборн надменно склонил темноволосую голову.
– Но… зачем тебе понадобилось жениться? – спросил Доминик, не скрывая досады.
В самом деле, зачем одному из них вдруг понадобилось добровольно жертвовать свободой и связывать себя брачными узами?
Всем троим было по двадцать восемь лет; они вместе учились в школе, а затем пять лет воевали под началом Веллингтона. Они вместе сражались, вместе пили, вместе ели, вместе волочились за девушками, частенько ночевали под одной крышей.
Они давно договорились, что не станут довольствоваться одним спелым яблочком, если в их распоряжении целая корзина. И вот теперь Гейбриел готовится нарушить их негласный уговор!
Уэстборн пожал широкими плечами, которые подчеркивал элегантный темно-синий сюртук.
– Мне показалось, так будет правильно.
«Так будет правильно»! Прежде Гейбриел совсем не заботился о том, чтобы поступать правильно! Восемь лет назад его выслали из Англии после громкого скандала; семья отреклась от него. С тех пор лорд Гейбриел Фолкнер жил по собственным правилам и нимало не заботился о приличиях!
Разумеется, после того, как изгнанник унаследовал в высшей степени почитаемый титул графа Уэстборна, отношение к нему немного изменилось. Теперь лондонское общество и особенно мамаши, обремененные дочерьми на выданье, готовы были встретить Гейбриела с распростертыми объятиями, несмотря на его дурную репутацию. И все-таки…
– Гейбриел, ты шутишь! – решительно объявил Озборн, демонстрируя свое недоверие.
– К сожалению, не шучу, – вздохнул Уэстборн. – После того как я неожиданно унаследовал титул и владения покойного графа, судьба трех дочерей Коупленда находится всецело в моей власти. – Уголки его рта презрительно дернулись вверх. – Не сомневаюсь, Коупленд рассчитывал благополучно выдать дочек замуж до того, как встретится с Создателем. К сожалению, он не успел, и теперь мне приходится заботиться о девицах.
– Значит, последние полгода ты опекун сестер Коупленд? Почему ты ничего нам не сказал? – недоверчиво осведомился Озборн.
Уэстборн высокомерно склонил голову:
– Не хотелось, так сказать, приоткрывать дверцу курятника и впускать туда лисицу…
В самом деле, подумал Доминик. Гейбриел нажил дурную славу своими любовными похождениями. Стоило очередной пассии хоть немного ему наскучить, он безжалостно разрывал с ней всякие отношения.
– Гейбриел, почему ты ни разу не упоминал о своих подопечных?
Уэстборн пожал плечами:
– Сейчас упоминаю.
– Невероятно! – Озборн по-прежнему не мог найти нужных слов.
Гейбриел невесело улыбнулся:
– Почти так же невероятно, как и то, что я унаследовал титул.
В самом деле, ничего этого не случилось бы, если бы в битвах с Наполеоном не пали оба племянника Коупленда, которые должны были унаследовать титул. Поскольку у самого Коупленда сыновей не было, только дочери, высланному из страны лорду Гейбриелу Фолкнеру достался титул покойного троюродного дяди – весьма дальнего родственника.
– Согласитесь, роль опекуна трех молодых леди несколько необычна… Поэтому я попросил своего поверенного сделать им предложение от моего имени, – пояснил Уэстборн.
– Которой из трех? – Доминик пытался вспомнить, видел ли он сестер Коупленд во время недолгих наездов в Лондон, но так ничего и не вспомнил. Раз они не блистали во время лондонских сезонов, значит, едва ли отличаются красотой – иначе он непременно заметил бы их. В сердце Доминику закралось дурное предчувствие…
