м!»
Ну и закружил Пётр в тёмном лесу.
Всю ночь кружил, а лесу конца-краю нет.
Выехал Пётр на маленькую полянку и вдруг видит: сидит на пеньке солдат.
«Ага, – думает Пётр, – солдат-то мой!»
Пётр одним только глазом глянул на его шинельку и уже знает, какого он полка.
А солдат этот в бегах был, в лесу прятался.
– Здравствуй, служивый, – говорит ему Пётр.
– Здравствуй, не знаю, кто ты таков, – отвечает солдат.
– А я из царской свиты. Поехал с царём на охоту да и отстал, с дороги сбился. А ты откуда? Куда путь держишь?
– Тебе-то что за надобность, откуда я да куда? – говорит солдат.
– Да я по простоте спрашиваю, – говорит Пётр. – Может, дорогу мне покажешь.
– А я сам с дороги сбился, – говорит солдат. – Домой на побывку ходил да и заплутался в этом лесу.
– Ну, пойдём, будем вместе дорогу искать, – говорит Пётр. – Авось выберемся.
И отправились. Пётр – на коне, а солдат – пеший.
– Тебя как звать-то? – спрашивает царь.
– Меня – Петром, – отвечает солдат. – А тебя?
– А меня Петрушей, – говорит царь.
– А по батюшке как? – спрашивает солдат.
– А по батюшке Алексеич, – отвечает царь.
– И меня Алексеич, – говорит солдат. – Значит, мы с тобой полные тёзки.
– А ты откуда родом? – спрашивает царь.
– Оттуда-то.
– Ну и я тоже. Значит, мало что тёзки, а ещё и земляки. А что, земляк, – говорит ему царь Пётр, – как тебе в полку служится?
– Служба-то ничего, – говорит солдат, – да полковник больно зол: чуть что не по нём – сейчас драться. Пуговицу вот потерял, так он меня за эту пуговицу му́кой замучил. Каждый день бил. Хоть плачь. Хоть беги.
– А ты, верно, и сбежал? – говорит царь.
Солдат и признался тут, что он бежавший.
– Да ты не робей, царь, может, и простит, – говорит Пётр.
А потом спрашивает:
– А кто у вас полковник, кто ротный?
Солдат ему всё толком и доложил: кто ротный, кто полковник.
– А как, служивый, у вас в полку пища? – спрашивает Пётр. – Говядины по скольку варят? По уставу в котёл кладут?
– Про устав одна слава идёт, – говорит солдат, – а говядина мимо плывёт.
Пётр только головой покачал.
– А кашу крутую варят? – опять спрашивает.
– Какое там крутую? – говорит солдат. – Крупинка от крупинки за версту, на ложку и не поймать.
– Да, плохая ваша жизнь, – говорит Пётр. – Я и сам сбежал бы от такой жизни!
Долго ли, мало ли плутали они по лесу и увидели преогромную сосну.
– Ну-ка, тёзка, – говорит Пётр солдату, – подержи моего коня, а я заберусь повыше, посмотрю, не видать ли где огонька.
Забрался Пётр на самую вершину, поглядел туда, сюда: всюду тьма непроглядная, только в одной стороне, далеко-далеко, огонёк светится, может, в деревне где или в избушке лесничего.
Слез Пётр на землю, вскочил на коня и говорит:
– Садись, служивый, и ты, мой конь сильный, двоих увезёт.
А солдат не соглашается.
– Нет, – говорит, – я уж лучше пешком.
Так и двинулись в путь, конный да пеший, два товарища.
Долго ли, коротко ли – выехали к огоньку.
Видят: стоит дом. Все окошки тёмные, а одно – наверху – светится.
Дом высоким забором обнесён, нигде ни входа ни выхода.
Постучались они. Стоят, ждут. Никто на стук не отвечает.
Солдат и руками и ногами в ворота колотит, а всё равно никто на стук не выходит, никто не открывает. Только огонёк в верхнем окошке погас.
«Ох, недоброе это место», – думает солдат.
А потом говорит царю:
– Послушай, тёзка, подсади-ка ты меня. Я через тын[1] перелезу.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив
Тын – забор, частокол.
