два раза в году – католическое и православное, но я не хочу пропускать первое, потому что это дань памяти моему отцу.
Тереза состроила страдальчески-наивное выражение лица, но сказала с пониманием:
–Да, конечно. Это твой старший брат? – Поинтересовалась она.
–Да, он старше меня на четыре года. – Ответила Кетрин, рассматривая простой до тошноты рисунок на молочно-белой скатерти в кафе.
–Питер сказал, что он врач. – Сообщила девушка.
Кетрин посмотрела на напарника, но перевел взгляд в окно, сделав вид, что первый раз в жизни видит голубей.
–Хирург. – Подтвердила агент. – Как и мама. – Она направила свой взгляд туда же, куда смотрел Питер.
–Твой отец погиб, да? – Полюбопытствовала Тереза.
Питер обернулся на нее и посмотрел с выражением крайнего недовольства, о чем говорило странное шипение, вырвавшееся от него.
–Да, Тереза. Погиб. – Спокойно ответила Кетрин, рассматривая прохожих, торопящихся в обеденный перерыв перехватить не только ланч, но и пару подарков близким.
–Питер мне говорил. – Неуютно сказала девушка Питера.
Кетрин усмехнулась и посмотрела на напарника. Тот стыдливо отвел взгляд.
–У меня такое чувство, что вы с Питером только обо мне и говорите.
–Так и есть. – Неожиданно выпалила Тереза. – Прости за любопытство.
Кетрин распахнула глаза и облизала губы. Она даже слегка покраснела и долго искала подходящую реплику.
Питер посмотрел на коллегу с извиняющейся улыбкой на лице. Если б только еще ответить себе за что, он извинялся.
Робинсон держалась довольно дружелюбно, добродушно отвечала на вопросы Терезы, и Питеру могло бы показаться, что они могли бы стать подругами, если бы не улыбка Кетрин. Такую улыбку она берегла для начальства, для неуступчивого коллеги, для раздражительного пострадавшего. Это была милая, простая, но натянуто-вежливая улыбка безысходности. Кет снисходительно принимала вопросы и так же снисходительно, но без надменности или высокомерия отвечала на них, лишь ради вежливости интересуясь чем-то сама.
Питер знал, что если бы Кетрин не нравился кто-то, даже среди самого близкого круга, она не преминула бы это отметить. Во всяком случае, не тащилась бы на встречи. И он знал, что сильнее ее вежливости, только ее упрямство. Не нужно было быть экстрасенсом, чтобы понять, что делала она это назло всем: ему, себе, Терри, своей матери, Гордону и их поцелуям.
Она будто специально облизывала губы так, что ему хотелось накинуться на нее в любое время и в любом месте, а она вообще никак на него не реагировала. Те два раза, когда он целовал ее (технически, один раз она его поцеловала) были слаще любой ночи, которые они провели вместе в прошлой жизни. Конечно, это ничего не значило. Просто поцелуй по случаю дня рождения дочери и…, ну, ладно, в тот раз, когда выклянчил у нее второй поцелуй, вообще не имел никакого обоснования. Ничего не значили
