мы с Инной общаемся по утрам, делимся новостями за кофе, когда офис еще полусонный и даже чем-то приятный. Не то, что в конце рабочего дня, когда скорей бы домой, к телевизору, и кажется, что никто не нужен…
В метро я рассматриваю других пассажиров. Замученные серые лица – что утром, что вечером. Утром – не выспавшись, не потрахавшись, как следует, завтрак наспех, детей – в детский сад или в школу, и вперед, бегом, впрячься в лямку государства или хозяина, и работать до шести, потом снова – метро, и снова с замученными лицами, «после трудного дня». Раз в год – недолгий незапоминающийся отдых, и снова туда же.
Даже те, кто одет хорошо, глядят недовольно и зло. Наверное, из-за того, что приходится ехать в метро, а не на машине. Может, машина в ремонте, или еще не накопил на такую, которую хочет, а ездить на плохой – западло.
На меня смотрят. Довольно часто. В основном, почему-то, юного вида студенты и дядьки средних лет. Студентов я, наверно, отпугиваю тем, что «не в их стиле»: костюм, каблуки – почти каждый день. Самой уже надоело. Раньше, в институте, я одно время даже мечтала так одеваться, насмотревшись какой-то дурной рекламы про эффектных «бизнесвумен». Мне казалось, что это элегантно. Да, элегантно в том смысле, что китайский ширпотреб еще хуже. Только и всего. А сейчас мне гораздо больше нравится «альтернативный» стиль, и я для него еще не такая старая, но как-то уж слишком резкая получилось бы перемена, да и не станешь ведь так ходить на работу – Елена Петровна сразу устроит обструкцию.
Он смотрел на меня, сидя напротив, а потом, когда я вышла из вагона, догнал и сказал:
– Извините, нельзя ли с Вами познакомиться?
Я ответила:
– Можно.
Я сказала так только потому, что давно уже ни с кем не знакомилась в транспорте или на улице, и потому что он выглядел хорошо: лет тридцать пять, брюнет, высокий и, в общем-то, симпатичный.
Поднявшись по эскалатору, мы зашли в ближайшее кафе. Он заказал обоим вина, и я не хотела, чтобы он сразу же после этого предложил пойти к нему. Я бы пошла, но хотелось, чтобы это произошло по-другому. Но он не сказал, что можно пойти к нему, а предложил встретиться завтра. Я сказала, что завтра я не могу, хотя, на самом деле, могла, а послезавтра – пожалуйста.
Мы встретились и пошли в ресторан, и он ничего не рассказывал о себе, а я не спрашивала. Сама я говорила много: и про работу, что скучно и вообще непонятно, что дальше, и про то, что что-то закончилось с окончанием института: «программа-минимум» выполнена, и остается лишь пустота и скука. Он внимательно слушал и время от времени кивал головой.
Когда официант принес счет, он сказал, что можно пойти к нему. Он сказал это не пошло без дурацкой улыбки. И я согласилась.
В его квартире была какая-то нереальная чистота и порядок. Он повесил мой плащ, поставил ботинки в отведенный для них угол, дал мне тапки, сунул ноги в свои. Мне это все не понравилось. Я поняла, что он – закоренелый идейный холостяк, который время от времени знакомится
