Хеся слушала, как мы поочередно читаем Ахматову (я), Мандельштама (все) и еще что-то. Меня повезли в какую-то компанию, я таких раньше не видела: коктейли, Ремарк, Хемингуэй, песни – и блатные, и по-французски.
Однако пели и «Эх, дороги», причем Боря с Валей пели это и у Гариных, а я, совершенно безголосая, им подпевала. Может быть, подпевали и хозяева. Гарин любил «Майскими короткими ночами…», хотя ужасался словам второго куплета, где, кажется, что-то про колхоз.
Курса с третьего я знала стихи, которые Валя написал после Испании. Он был там в 1938-м–1939-м годах, вместе с Готей Степановым, Давидом Прицкером, Руней Зерновой, Ниной Бутыриной (своей будущей женой, с которой примерно в 1940-м он разошелся, а в 1960-х они поженились снова). Однако это – отдельный рассказ, да он и рассказан без меня. Например, у Матусовского есть строчка о Степанове: «Дон Кихот девятнадцати лет». В 1949-м, читая «По ком звонит колокол», они комсомольского пыла уже не имели. Боря вообще занимался Францией, а Валя (как и Руня, Готя, Нина, Давид) был навсегда влюблен в Испанию. Валины стихи стали чем-то вроде их манифеста. Пишу их, какие есть:
Оттого ли, что в долине
Свищут птицы соловьи,
Оттого ли, что малиной
Пахнут розы Монжуи,
Оттого ль, что море сине,
Оттого ль, что горы алы,
Оттого ль, что горечь пиний
Мое сердце пропитала,
Но одну, совсем простую,
Песню хочется мне спеть –
Вот за землю за такую
Не обидно умереть.
Столбов писал, конечно, и другие стихи, позже – переводил испанцев, а тогда было вот что:
Это гладкий зачес
Ваших темных волос,
Это голос грудной
Андалузских гитар,
Это смех за стеной,
Это имя Пилар[30].
Это Баса, Хаэн, это месяц февраль,
<……>[31] горы в лиловатой дали,
Бело-розовым цветом зацветает миндаль,
И оливы стоят в серебристой пыли.
На улицах тесных, на улицах узких
Голубых или белых деревень андалузских
Я с Вами встречался, Пилар,
Я слышал Ваш голос, высокий и нежный,
В котором дыханье судьбы неизбежной
И звоны далеких гитар.
Андалусия, голубые стены,
Андалусия, сердца перебой,
¿A donde vas, a donde vas, morena?[32]
Возьми меня, красавица, с собой.
Когда я уехала, не помня себя, но прекрасно пом ня – что́ с папой, оба они стали звонить мне. У Вали была странная дикция, и я часто спрашивала: «Валечка, на каком ты языке говоришь?» Странно или нет, но он – тогда! – сообщил мне, что разговор слушают, поскольку что-то щелкнуло. При этом обычно он бывал довольно пьяным, особенно если звонил от Гариных. Боря зато приехал и сидел у моей постели – наверное, я простудилась, как всегда ленинградской весной.
Позже, летом, когда уже посадили Руню с мужем, я поехала опять в Москву, чтобы побыть
Имя «Пилар» позаимствовано из книги, которой мы тогда увлекались, – «По ком звонит колокол». Там его носит немолодая женщина, а молодую зовут Марией. По-видимому, Столбова пленило его благозвучие; кроме того, он знал, что по-испански это «столп», «опора». Заметим для науки, что, собственно, и это – «Мария», Maria del Pilar, Дева Мария Столпница – от статуи на столпе (привычное, «народное» толкование – Дева Мария Помощница, то есть Та, на Кого можно опереться).
В этом месте слов я не помню.
«Куда идешь, куда идешь, смуглянка?»
