Лёка взялась за латунную ручку и потянула дверь, так чтобы не осталось никаких намеков на интимность.
Коридор так коридор. Спокойной ночи так спокойной ночи. Путь свободен.
Он стоял как вкопанный.
«Стал богатырский конь как вкопанный. Ах ты, волчья сыть, травяной мешок!..»
Значит, сейчас ей придется его уговаривать. Чтобы совесть его была чиста и спокойна. Чтобы, стало быть, он не беспокоился на ее счет, а продолжал всласть переживать из-за Настеньки. Ему и без Лёки забот хватает.
– Темочка, я правда очень устала, – сказала Лёка. По коридору кто-то прошел, не взглянув на них. Артем проводил прошедшего глазами, а потом опять обернулся к ней. – Давай спать. Завтра обо всем поговорим. И не волнуйся ты так. Я уверена, что все хорошо, тем более, видишь, персонал говорит, что была какая-то подруга…
– Этого не может быть, – твердо сказал Артем, не принимая Лёкиного легкомыслия, – я знаю всех ее подруг.
– Ну и чудненько, – закруглилась Лёка. – Давай до завтра, мой хороший.
И она закрыла дверь.
И он ушел к себе в номер.
И больше не приходил.
Сначала она плакала в ванной. Потом перешла плакать в комнату – поплакала немного на кровати, а потом в кресле с видом на Исаакиевский собор.
Потом перестала, подтянула к подбородку замерзшие ноги – пальцы в свете уличного фонаря казались синими. А может, у нее гангрена случилась от шпилек?..
Поизучав немного синие пальцы, она вдруг вспомнила, что завтра четверг, третий четверг ноября.
Молодое божоле, предчувствие праздника, красные цветы на белой скатерти, горячее мясо, пузатые бокалы.
Ничего этого не будет. Артем страдает, и она, Лёка, должна страдать вместе с ним. Как женщина его жизни.
Нет, не просто женщина, а «главная» женщина его жизни. Или, может, «генеральная». Впрочем, генеральной когда-то была линия партии.
– Ну да, – сказала Лёка вслух, и ее голос, тихий и хриплый от слез, удивил ее саму, – я даже не могу с ним спать. Он страдает и спать со мной не хочет. А я-то как же?!
И она опять заплакала, только теперь в обратном порядке – в кресле, на кровати, а потом в ванной.
Проснувшись утром и увидев себя в зеркале, Лёка решила, что, пожалуй, ничего, кроме пластической операции, ей не поможет.
С другой стороны, сделать операцию до завтрака она не успеет, значит, и так сойдет.
Она долго поливала себя из душа – сначала очень горячая вода, потом очень холодная, потом опять горячая и так далее. К концу процедуры все лицо и тело горели, как после бани, зато неожиданно выяснилось, что у нее на лице есть глаза. Они открылись и смотрели.
Нужно было применить к себе что-нибудь утешительное, и Лёка применила белый свитер с высоким горлом – не свитер, а мечта! – длинную юбку тяжелого шелка и чулки.
Чулки были особенно хороши!..
Может, хоть сегодня ночью удастся что-нибудь такое, чему очень способствуют чулки?! Ну, это в том случае, если
