Вот и хорошо. То есть плохо. У нас на психофизиологию спрос катастрофически низкий, всем человека подавай. Психология входит в моду, но почему-то с черного хода. Все хотят быть психоаналитиками, в крайнем случае гипнотизерами. – Он повернулся к молодому, – сегодня у меня уже четыре гипнотизера побывало, хе-хе. А наука – это совсем другое, – сказал он и с недоверием покосился на меня, оценивая, стоит ли дальше метать бисер. Черт, не надо было надевать это платье. Я в нем просто барби какая-то. – Не имею ничего против психоанализа, однако…
– Однако мы немного отвлеклись, – перебил его молодой. Несколько невежливо перебил, как мне показалось. Я бы еще послушала про науку. – Что еще вас привлекает в этой профессии, кроме механизмов восприятия?
– А вот я хотела спросить…
– Да?
– Памятью у вас кто занимается? Меня интересует автобиографическая.
Они опять переглянулись. Теперь уже молодой хмыкнул и спросил:
– Это вы тоже в книжке прочли?
– Естественно, где же еще… – Меня начал раздражать их стиль общения, и я решила, что могу позволить себе немного сарказма. – Так, подвернулось под руку. Мне понравилась идея о гетерогенном составе памяти. (Давай, вверни забористое словечко, чтоб знали, с кем дело имеют, и что ты не ПТУшница какая-нибудь, а девочка, прочитавшая сто тыщ мильенов книг.) Должны образовываться островки, как бы центры притяжения. Происходит перегруппировка воспоминаний. Ведь если опросить одного и того же человека сейчас и через двадцать лет, эти островки приобретут совсем другую конфигурацию, да?
– Это называется лонгитюд, – кивнул молодой. – Впрочем, вам еще объяснят. Я вижу, по баллам вы проходите. И матподготовка прекрасная, пригодится.
– Кхм, – кашлянул пожилой. – Кхм. – Видимо, его коллега сказал что-то лишнее.
– Однако мне хотелось бы знать… Ведь автобиографическая память – это совсем свежая тема в психологии. Ее пока даже в учебном курсе нет. Кого вы читали, если не секрет?
– Не помню точно… Робина, кажется…
– Рубина?
– Да, наверное…
– Так-так. Любопытно. – Молодой помолчал немного, потом сказал: – Вообще-то памятью занимаюсь я. Если эта тема и дальше будет вас волновать – приходите, – улыбнулся он и добавил, слегка повернувшись в сторону пожилого, – после зачисления, чего мы вам с Ильей Степановичем и желаем. Всего доброго.
(Ух, ну и дурище же ты, Ася Александровна! Дупло – сказал бы Баев. Это ж надо было так опозориться – какого-то Робина-Бобина… А платье-то надела… Забракуют. Отсеют. И славно, и хорошо. Поступлю в пед, выйду замуж, помру молодой…)
Возле списка зачисленных мы стояли втроем – я, Гарик и Олежка. Как в былые времена.
– Мама дорогая, – сказал Олежка, – ее взяли! Они хоть понимают, что делают?
– Главное, чтобы она сама понимала, – ответил Гарик, – в чем лично у меня есть основания сомневаться. Давай,
