футляра для молитвослова и протянула ее Степанову. – Знакома вам эта вещица?
Сергей Федорович взял с тумбочки очки в металлической оправе, надел их и, внимательно рассмотрев фотографию, подтвердил:
– Да, это та самая вещь!
– Вы уверены? Может, просто похожа?
– Абсолютно! В правом верхнем углу футляра имеется потертость. Видите, на фотографии она тоже заметна? Скажите, Татьяна Александровна, откуда у вас этот снимок?
– Не беспокойтесь, не из уголовного дела, а из Интернета. – И я рассказала ему про объявление.
– А что с песочными часами?
– О них у меня нет никаких сведений. Да, вот что еще я выяснила – пока что никакого уголовного дела о незаконном обороте историко-культурных ценностей не возбуждалось.
– А почему же меня тогда вызвали в следственный комитет?
– Вначале я связала это со Скобцовым, но теперь у меня появилась еще одна версия. Насколько мне известно, существует специальная служба, отслеживающая публикации, в том числе и в Интернете. Думаю, продажа предмета старины, некогда похищенного из музея, не осталась без внимания этой службы.
– Значит, компетентные органы вышли на продавцов? – Степанов вернул мне снимок, и я заметила, как дрожит его рука. – Я знал, что до добра это не доведет! Ладно, Арина, но Костя-то как мог на такое пойти?! У него ведь юридическое образование, ему бы следовало понимать, к чему это приведет…
– Сергей Федорович, успокойтесь, пожалуйста. Вы же сами работали в прокуратуре, поэтому лучше меня знаете, как там разговаривают с подозреваемыми в каком-либо преступлении. Лопухин был с вами предельно вежлив, так?
– Так-то оно так, но покоя в душе все равно нет.
– Ваших детей на допрос не вызывали, так?
– Мне ничего об этом не известно, – глухо отозвался пенсионер.
– Вряд ли следственный комитет располагает доказательствами, что именно ваши дети выставили на продажу музейный раритет. Сами знаете, что именно за этим последовало бы.
Степанов задумался.
– Татьяна Александровна, вы сказали, что ссылку удалили. Наверное, можно выяснить, кто регистрировал ту WEB-страницу? – спросил он.
– Можно узнать, где находится конкретный компьютер, но, скорее всего, он стоит в каком-нибудь Интернет-кафе. Только дурак занялся бы подобными вещами у себя дома.
– Ну, не знаю, в состоянии эйфории многие становятся дураками, – философски заметил бывший следователь.
Сегодня я видела и Арину, и Константина. Сын Степанова выглядел счастливым, вполне довольным жизнью, и это – несмотря на то, что его отец слег с гипертоническим кризом. Может, у него как раз и была эйфория – после выгодной продажи раритета, двадцать с лишним лет пролежавшего в различных тайниках отца?
– Вот что: я попробую узнать, с какого компьютера открыли интересующую нас страницу. Думаю, вам будет спокойнее,
