отец: обеспечить веселье, разбавить собой компанию, которая невелика – женятся математики.
Ресторан расположен среди таких же, как он, двух-трехэтажных домиков, закрыт от улицы голубеньким особнячком. Флаг черт-те какой, сине-желто-зелено-черный, и написано белой замазкой: Посольство Танзании. Людей никого. Только след от почтового ящика и – фломастером: “Осторожно, сосульки”. Надо же! – на дворе сентябрь. Хорошая, видно, страна. Вообще, хорошо тут.
Что мы видим, зайдя в ресторан? – немыслимых размеров коробки: harman/kardon. И ниже, гигантскими буквами: домашний кинотеатр.
– Китай не стоит на месте, – подает голос Петечка, осветитель наш.
Художник по свету, алкоголик сорока с небольшим лет. Всем нам немножко за сорок, некоторым – уже давно.
Мы кое-что знаем о происхождении невесты, мы догадываемся, откуда взялись коробки. Подарок папаши ее. – Безвкусица! – Чего вы хотите от провинциального подполковника? Бедная Настя. И бедный Сом.
Ресторан обставлен в немецком стиле – сизой какой-то мебелью, что опять-таки несущественно, поскольку женятся – математики.
Итак, действующие лица. Невеста – Мила. Жених – Кирилл. Отец жениха – Сом. Сом Самойлович, Самуил Самуилович – русский человек, наш собрат, артист. Большая лысая голова, усы. У артиста не должно быть усов, Сом – исключение. Сколько лет уже сцену топчет, а под старость жизнь ему улыбнулась – да как! – во весь рот! Новая жена, она тоже здесь, хотя, вроде бы… Но зачем и жениться на молодой – дома ее держать? – тем более эту, кажется, не удержишь.
Мы находимся в предвкушении. Шум-гам, скандальчики, всем друг от друга чего-то надо – нас ждут драгоценные наблюдения, нам предстоит понервничать. Мы любим нервничать, всякого рода переживания – это источник творчества, вдохновения, а пока что сдаем в гардероб зонтики и плащи, прихорашиваемся перед зеркалом. Скорее, скорей, началось!
– А, вы тут…
– Тут, тут, Анастасия Георгиевна.
Этикет нам преподавала, был предмет у нас такой. Скукожилась немножко, подсохла наша Анестезия, но все еще хороша для своих лет. Говорят, матку недавно отрезали. Мы побаиваемся Анестезии по старой памяти: “Артисты имеют право быть идиотами, но вы, молодые люди, злоупотребляете своим правом!” – так она учила нас в прежние времена.
– Как вы? – спрашиваем.
– Ничего, – говорит, – с Божьей помощью.
Понятное дело, что так себе: муж бросил, сын теперь женится неизвестно на ком, на дочери военнослужащего.
– Я всегда на стороне женщины, Анастасия Георгиевна, – говорит Алена наша, Аленушка. И изящно жмет Насте руку пониже локтя, научилась в “Вишневом саде”.
– Женщины? Какой именно? – спрашивает Анестезия холодно.
Ладно, мы только хотели ее поддержать.
Теперь – родственники со стороны невесты. Тут еще интересней. Потом, все потом, Анестезия просит нас пройти в зал. Сама она вышла, говорит, подышать. Воздуха не хватает.
– Кричали “горько”?
– Нет, – отвечает Анестезия. И, она надеется, на свадьбе ее сына хоть в какой-то мере будут соблюдены правила не то что приличия – душевной гигиены. Хоть кем-нибудь. – Вот, – показывает на коробки, – видели?
Ладно, чего там. Подарок привез человек, дочь замуж выходит, родная кровь.
– Кровь? Его там – только сперматозоиды, – шипит Аленушка.
В смысле вкуса можете на нас положиться. Всецело, Анастасия Георгиевна.
Заходим, оглядываемся, размещаемся.
Гости сидят не вместе, редко. Сом, например, один.
– Та́к-это, – говорит нам.
“Так это” у него вместо “здравствуйте”, а где его новая… как ее? – ей бы Елену Андреевну играть, жену профессора в “Дяде Ване”, красивое туловище, сегодня – почти что в одних трусах. Многим нравится. И Сому оно приглянулось, если после стольких-то лет…
Петечка – сразу к туловищу.
– У нас с Сомом непонимание, – говорит оно Петечке. – Непонимание меня.
Шуршим подарками, скромными, симпатичными. Дарим, в частности, молодым автобус, расписались на нем, всем театром. Двухэтажный, английский, с правым рулем, чего только нет в “Детском мире”.
– Горько! – орет Петечка. – Горько!
Жених с невестой растерянно переглядываются, целуются все же, слегка.
– Еще, еще! – не унимается Петечка, коньяка уже хлопнул.
Да погоди ты, дай людям рассесться, налить! Между гостями много пустот, мы протискиваемся, занимаем их.
Смотрите-ка, официант-негр!
–
