я не стерпел, немо заорал, схватившись руками за виски, сжавшись в положении лёжа, в той позе, будто качаю пресс и на поднятии корпуса замер в невыносимой, необъяснимой боли.
Ночь далась тяжёлой. И лишь к утру я потерялся, весь запас спиртного к тому времени иссяк.
Меня разбудил мой кошмарный сон, в котором я пуще испугался мысли и ощущения, неужели я вновь туда вернулся, снова в этот ужас? И прозвучавшие слова, после выливания сверху на меня холодной воды из ведра, прежде чем я в поту вскочил в постели: «Вставай, сюка! Работать надо, вонючий, маловой-ит».
Маловой-ит было моё прозвище, там… в рабстве, понимаемое как «рыжий пёс», давшееся не только из-за моих светлых волос, но как животному, участь у которого одна – служить, пока не сдохнешь.
Да, я побывал в страшном положении, да, я был рабом, что немыслимо и ужасающе представить в наше современное время!!! Рабом бы и оставался, если бы не случай. В несвободе нас было много, кто-то больше сроком, чем я – уже семь лет до меня, кто-то попадал позднее, в место, называемое меж нами, рабами, «овчарней». Время шло, кто-то умирал от физического уничтожения, кто-то из-за вгрызшихся болезней, а кто-то исчезал, ибо их перепродавали и обменивали.
Было по-разному, что тут рассказывать, всё не перескажешь; всю боль не передашь… Само понятие «раб» уже о многом говорит. Вопрос только, у какого хозяина ты во владении? У того, у кого собака живёт во много раз лучше, нежели ты? Правду сказать, даже злейшему врагу, коли есть, не пожелаешь такой участи.
Работали мы там более четырнадцати часов, делали кирпичи для строящегося общества. Не выполнил план или нарушил правила поведения, тебя проучат. Хорошо, если ещё в лёгкой форме, потому что особое наказание, ох, как долго помнится! Бывало и такое, что «объясняли» и за просто так, ну, захотелось им, ради забавы. Хуже приходилось женщинам…
Те, кто пытался убежать, потом висели на крестах, умирая или уже попахивающие, напоминая, что тебя ждёт, если задумаешь побег, короче – профилактика во всей красе.
Были моменты, почти у всех, ещё в самом начале пребывания, когда вступались за слабых, особенно за женщин, но после преподавание запоминающего урока таких действий становилось всё меньше и меньше. Не скрою, мне хватило и одного раза.
Как я уже упоминал, если бы не один случай, то не видать мне свободы, не видеть дружелюбного солнца столько, сколько захочу. Именно после таких тяжких времён люди начинают по-иному смотреть на этот мир, на окружающее нас, если это будет солнце или поднимающийся из земли росток, замечаешь, видишь красоту. Чувствуешь наслаждение в другой степени, намного в большей, нежели обычные люди. И дождь холодный уже кажется не таким мешающим, неуютным природным явлением… Знаю, мои ощущения временны, пока не вживусь в «новую жизнь», не стану, как вы все, не вольюсь в вашу массу.
Нашим спасителем, увы, не стала та система, на какую мы всегда рассчитываем, что бы ни было там в государстве. Милиция нас то ли не могла найти, то ли не знала, что мы ждём её так, как никогда. Я всё понимаю…
А
