получил яловые сапоги, удивительно прочные, полевую сумку, компас, а самое главное – я получил наган № ПМ-104-1941 г. С этим наганом позднее я вышел из окружения под Вязьмой и с оккупированной территории. Компас долгое время хранился у меня дома, потом я передал его в Музей истории и реконструкции Москвы.
Теперь мы не боялись ни холода, ни дождя. Самой замечательной из всех приобретенных вещей была плащ-палатка. Она совершенно не пропускала воду, защищала от ветра, из нее можно было делать и плащ, если шел дождь, и палатку, под которой можно было прекрасно спать, не опасаясь промокнуть. После месяца, который мы провели под открытым небом в одних гимнастерках, мы чувствовали себя не хуже, чем обладатели теплых благоустроенных домов.
Из периода нашей жизни под Дорогобужем мне запомнились еще следующие эпизоды: над нами нередко пролетали немецкие самолеты «мессершмитты», пролетали так низко, что было видно желтоватое брюхо самолета, черные кресты на его крыльях и фашистский знак на хвостовых рулях. Отходя от расположения взвода, я стрелял по «мессершмиттам» из винтовки СВТ, причем раздобыл для этой цели бронебойные пули, но никакого результата не замечал. Спустя несколько лет мне в руки попала карточка, показывающая наглядно, как надо стрелять по летящему «мессершмитту», и я увидел тогда, что стрелял совсем неправильно: я брал опережение не более чем на один корпус, а надо было брать опережение на два-три корпуса. Очень пожалел я тогда, что нам вовремя не указали, как надо стрелять по немецким самолетам.
В конце июля наш взвод рыл окопы на большом гороховом поле. Горох был уже спелым, его стручки были полны зерен. Мы все с удовольствием лакомились этим зеленым горохом, казавшимся нам вкуснее самых вкусных яблок. Помню, как встретился я однажды ночью с В.И. Ледовским – профессором нашего института, орденоносцем, старым членом партии. Он рыл окоп, соседний с одним из окопов нашего взвода. Я подошел к нему и поздоровался, он ответил мне. Я спросил его: не трудно ли ему копать? «Нет, – сказал он, – сейчас нет ничего трудного». И продолжал копать энергично и напряженно.
15 августа наш полк был расформирован, и его людской состав был распределен по другим частям нашей дивизии. Саперному взводу было приказано явиться в военные лагеря юго-восточнее Дорогобужа, где все это время располагался штаб дивизии. Мы должны были помогать хозяйственной части штаба грузить обмундирование, продукты и другие вещи, что было связано с передислокацией штаба на новое место. Не без некоторого сожаления покинули мы лесок, где прожили чуть ли не целый месяц. Я скомандовал: «На ремень!» – и взвод зашагал в сторону бывшего расположения штаба дивизии. Около бывшего лагеря в лесу я нашел большой склад кружек и котелков. Это был склад какой-то части, стоявшей здесь раньше. Склад оприходовала наша хозяйственная часть, мы взяли себе эмалированные кружки и котелки. Мы производили погрузку, приводили в порядок расположение лагеря. Работы было не так много, и к концу дня она была почти закончена.
