адо же, вспомнились переживания родителей.
«Все, завязываю, пора за ум браться. Так, с чего начнем? — Я, плавно поворачиваясь, огляделся — не дай бог тряхнуть головой! — С уборки, пожалуй».
Передо мной предстала картина Репина: «Мамай отдыхает». Однокомнатная квартира. Раскинутый диван, застланный грязным, мятым постельным бельем. На краю простыни пятно от сигаретного пепла, и на полу неподалеку бычок, затушенный прямо об пол.
М-да… Грязный палас, сбитый в сторону, старая чешская стенка с запыленными полочками, почти пустая. На полу валяются пыльные рюмки и пустые бутылки из-под водки. На кухню лучше не заглядывать. А запах! Помойка рядом не лежала.
Самочувствие, как у лягушки, которую переехал трактор. Плюс страшный сушняк и трясущийся ливер. Настроение — как Родину предал, хотя… тоска стала гораздо меньше.
— Эх! — Потянулся, стараясь не делать резких движений, и медленно выдохнул через рот. На секунду замер и принялся за разгребание мусора, уборку пыли, мытье посуды и полов. После этих далеко не коротких и не самых приятных процедур забрался в теплую ванну и, наконец, расслабился. Мысли потекли медленно-медленно…
Даже вполне ожидаемое неприятное событие — всегда неожиданно.
Все-таки она ушла. Молча собрала вещи, крутанулась перед зеркалом, что-то там поправив в волосах, шагнула в открытую дверь и, словно вспомнив о чем-то важном, вытащила из сумочки ключи и демонстративно положила их на полочку рядом с зеркалом.
— Надеюсь, расстанемся друзьями? — сказала, по-прежнему не глядя мне в глаза, развернулась и решительно захлопнула за собой дверь.
А я стоял, опершись плечом о стену, молчал. И не двигался.
С этого дня и начались плакучие дожди. И вот уже прошло две недели.
Разлад между нами пошел давно, больше года, сразу по возвращении из Египта, обычной турпоездки — что-то типа отложенного свадебного путешествия. Сначала не о чем стало разговаривать, совместные походы резко сократились. Затем участились скандалы. Глупые, по мелочам, а примирения сделались вялые. Из отношений ушла страсть. Даже секс стал приторным, больше по обязанности. Я все чаще задерживался на работе, ходил «с ребятами» в сауны, на «мальчишники». Естественно, с ночевкой. У жены тоже внезапно появились многочисленные подруги, которым просто необходимо было ее участие, как в праздниках, так и для душевной поддержки после личных катаклизмов. Чаще вечерами, но иногда и по ночам. Изредка и я удостаивался приглашения на посиделки. Из вежливости конечно. Из вежливости же и отказывался. «Интересно, а если бы согласился?» Не проверял.
Что кто-то у нее есть, я, конечно, догадывался. Да, было неприятно, но не смертельно, и выяснять отношения не было ни малейшего желания, тем более и сам не безгрешен. По большому счету меня это устраивало, ну а если сама уйдет — скатертью дорога, переживать не буду. Тем более детей у нас не было, да и прожили мы вместе всего три года. Нет, конечно, что совсем переживать не буду, это я себе врал. Чувствовал — буду. Возможно, сильно. Но чтобы ТАК!
Оказывается, я ее любил. Что-то оборвалось в душе вместе с захлопнувшейся дверью. Холод сжал сердце, и навалилась тоска… Даже не так: ТОСКА! Я медленно сполз на пол. «Господи, почему же так плохо?» Я все знал, ни на что не надеялся, даже ждал этого! Думал, наступит облегчение после освобождения от вынужденной и тягостной для обоих близости. Не наступило. Я запил. Впервые в жизни.
Дни замелькали быстро-быстро. Утром хреново: разлепляешь глаза, идешь к ближайшей недопитой бутылке, наливаешь, пьешь, не чувствуя вкуса, сдерживаешь тошноту, занюхиваешь вялым соленым огурцом или вообще чем придется, садишься и ждешь. Мыслей — никаких, в душе голодная пустота, требующая заполнения, и ты пьешь, пьешь и пьешь, пока не проваливаешься в забытье, которое только с натяжкой можно назвать сном. Скорее кома, постепенно переходящая в кошмарное пробуждение…
Телефоны достали. Сначала брал трубку городского, что-то вякал, посылал куда подальше не помню кого, потом надоело — выдернул. Сотовый сдох сам. К компу даже не подходил. Только телик постоянно молол, перебивал, так сказать, ночные кошмары. Про работу даже не вспоминал.
Однажды раздался звонок в дверь. Я как раз был в стадии умеренного опохмеления, поэтому открывать пошел смело. Оказался Ромка — коллега и дружок по совместным походам по девочкам и прочим злачным местам. Помню, с ним было весело.
— Привет, старик! Ты чего это… — Тут он запнулся, втянул носом воздух. Сморщился и внимательно посмотрел на меня. — Ну и рожа у тебя, Шарапов! Хоть бы форточку открыл. — Он опять поводил носом. Подмигнул. — Таки я правильно понимаю, что тут наливают всем страждущим? — Иногда Ромка пытался пародировать одесский акцент. — Твоя не возражает? Или лежит под кроватью хладным трупом, с посиневшим от удивления лицом? Или вместе горькую потребляете?
