вздрогнувшим голосом ответил Миша. Он и сам думал о том же самом. Ведь не подлежало никакому сомнению, что духи могут принимать облик всего, чего только угодно. Спросить же у мамы, храбрости не хватило у обоих.
– Ты смотрел на него больше меня, не разглядел – какие они? Такие, ух, такие как их описывал Быстрик?
– Ой, я… я не обратил внимания, видел, только, какой он сам был большой!
– Эх, я бы обязательно рассмотрел! Но мне мама всё загородила, я поздно увидел, – притворно сокрушался Пашутка. Миша это понял, тем более что голос его брата не был таким уж твёрдым, скорее похожим на дрожащую травинку.
– Врушка ты, ещё тот!
– Да нет!
– Да, да! А мама – она защищала нас! – перевернулся на другой бок Мишутка и укрылся маминой лапой, как одеялом. Не просыпаясь, та почувствовала шевеление и, лизнув родной комочек, вновь мирно засопела.
Мишутка уже стал проваливаться в сон, когда к нему опять подполз брат.
– Ну, чего ты! – сквозь развеянную дремоту промямлил он.
– Да он был на том берегу! Что могло произойти?
– А то, что он мог бы переплыть к нам! А ты видел, насколько он больше нашей мамы.
– Мне всё равно было не страшно!
Мишутка вяло хмыкнул:
– Это ты сейчас храбришься, – сказал он, – а тогда был напуган так же, как и я.
– Не правда! – стукнул лапой по земле Паша.
– Дети, – сквозь сон проговорила медведица, и ещё сильнее прижала к себе медвежат, так, что они оба оказались под одной лапой, – спите, утром поговорите.
– Я не испугался, – прохрипел Пашутка, безуспешно пытаясь ослабить мамину хватку.
– Конечно-о-а-у-о-о, – зевнул Мишутка и закрыл глаза, надеясь опять поймать за хвост убежавший сон… Под боком у мамы он перестал бояться неведомого пришельца и чувствовал полную безопасность. Ведь кто мог тягаться с их мамой: такой сильной и всезнающей!
– Ну и не верь! – проворчал Пашутка, перестав сопротивляться весу тяжёлой материнской лапы.
Он закрыл глаза, но уснуть не мог ещё очень долгое время. Ему виделся огромный силуэт медведя великана, рушившего деревья и вброд переходившего самые глубокие и быстрые реки. Страх, какой он чувствовал на берегу реки, преобразился в отвагу. И теперь этим медведем стал сам Паша, а каждый лесной житель знал его и боялся. Так выдумки незаметно для самого медвежонка превратились в крепкий сон.
Лишь зоркий соколёнок, решивший не спать всю ночь и охранять с воздуха медвежью семью, кружил высокого в небе. Стремительный силуэт его, иногда, пролетал на фоне большой луны.
Пчелиный мёд
Прошла ещё одна неделя. Даже в самых непролазных чащах, где густым криволесьем поросли угрюмые деревья, а солнечный свет с трудом продирался сквозь цепкие, многочисленные сучья – даже там растаял последний снег.
Чужак
