что надо прибраться в камерах и хоть немного помочь узникам – там и пропал, в пыточной. Вот мы все и молчали…
– Ладно, разберемся. Где тут управляющий сидит, в какой клетке? Если он еще живой…
– Живой. Вон, шевелится, – стражник показал рукой на крайнюю от пыточной клетку, – живой, родимый. Он так-то мужик хороший, справедливый. Похоже, это молодому графу и не понравилось. Сейчас я открою.
Стражник погремел огромной связкой ключей, дверь с лязгом распахнулась, и Влад с отвращением вошел в клетку. Его замутило от стойкого запаха гниения и нечистот. При виде насекомых он подался назад и выскочил из камеры, чувствуя, что его сейчас вырвет. При всем своем жизненном опыте такого пакостного места он еще не видал.
– Сейчас идешь в стражницкую, берешь людей побольше, в конюшне освобождаете помещение, застилаете его соломой и накрываете тканью. Скажи Бориславу – я велел. Сюда тащите воду, острые ножницы, много мыла – того, что используют для стирки тканей, вонючее которое, хозяйственное. Давай шустрее.
Влад выпроводил стражника, потом создал под потолком тоннеля несколько ярких магических светляков – они осветили весь этот ужас до последней трещинки в стене. Через несколько минут томительного ожидания в этом мерзком месте по ступенькам спустился Борислав.
– Я распорядился, господин граф. Сейчас люди подойдут с водой, мылом и тряпками. Может, выйдете отсюда, а то еще вшей наберетесь. Лучше вы на воздухе подождите. Или там, в помещении, мы освободили несколько стойл под прием заключенных.
Влад подумал и согласился. Торчать ему тут было и противно, и не имело смысла. Лучше принимать больных наверху, в конюшне, и сразу лечить. Он взбежал по лестнице, вышел на свежий воздух и с наслаждением стал его вдыхать, выветривая из легких мерзкий смрад тюрьмы. Даже для тюрем Средних веков это было запредельно. Влад бывал в городской тюрьме, так она выглядела в сравнении с этим вертепом просто санаторием. Граф на своих землях имел право карать и миловать как угодно, и вот результат – десятки, а то и сотни людей сгинули в страшном подвале, в муках, без надежды на освобождение.
Влад вошел в конюшню, пахнущую свежей соломой, там было чисто прибрано, выметено – явно о лошадях заботились гораздо лучше, чем о людях, да и стоили они многократно дороже. Начали приводить и приносить первых узников, с них срезали одежду, волосы, намыливали убивающим насекомых вонючим мылом, смывали липкую грязь и нечистоты. Большинство были буквально при смерти. Влад вливал в них силу, ремонтировал изношенные тела – сразу сильно воздействовать на них было нельзя, они могли не выдержать. Им принесли бульон с кусочками белого хлеба. Давали понемногу. Заключенные захлебывались пищей и выпрашивали еще, но Влад запретил давать больше – это было бы смертельно для них. Наконец их всех уложили рядами на подстилки и накрыли одеялами.
Влад вышел из конюшни после нескольких часов целительства опустошенный – и физически, и морально. Сколько бы ни писали о пренебрежении
