вспомнилось, как пару месяцев назад, в декабре прошлого года, отступающие гитлеровцы стали поджигать в их деревне дома, как его семье удалось благополучно выбраться из хаты, у которой уже начинали полыхать чердак и крыша. Тогда с собой удалось взять только то, что попалось под руки. Весь скарб, все нажитое имущество было съедено огнем.
Перед глазами пролетели воспоминания о том, как выли от горя деревенские бабы, как плакали дети и проклинали супостата старики.
Отец Егора, опытный, рукастый колхозный плотник, еще до войны раздобыл где-то кровельное железо. Крыша их деревенского дома, как и другие хаты, была покрыта слоем соломы, которую каждый год надо было менять. А тогда они с отцом первыми использовали листы железа для обивки, решив навсегда избавить себя от этой насущной проблемы.
И вот теперь на этом железе, разогретом пламенем, они сушили промокшие валенки, вставая ногами на то, что когда-то было крышей их дома. От жара снег вокруг таял, превращаясь в лужи. Взрослые суетились возле пепелищ, пытаясь найти что-нибудь уцелевшее и вытащить его из развалин. А потом все вместе стояли на горячем железе, пытаясь просушить ноги.
Егор еще раз осмотрел свои валенки, выданные ему, как и всем остальным, перед маршем. Они были совершенно новые, прямо со склада. Месяц, проведенный в запасном полку, он ходил в простых солдатских ботинках на шерстяную портянку, мало спасавшую ноги от зимнего пронизывающего холода. Хлопчатобумажное нательное белье, изрядно поношенная до него, не по размеру форма, тонкая суконная шинель без подкладки. Ежедневная муштра с утра до вечера. Жидкая баланда в солдатской столовой. Физические упражнения, выполняемые из последних сил истощенным, изголодавшимся восемнадцатилетним организмом. Они мечтали о скорейшей отправке на фронт, в действующую армию. Мечтали побыстрее начать бить ненавистного врага. Мечтали о мести за поруганную малую родину, за сожженные родительские хаты, за убитых родственников.
Каждый раз, чувствуя пронизывающий до костей зимний холод, находясь на плацу или в плохо отапливаемой казарме, Егор вспоминал дикий вой одной женщины, их соседки, двое маленьких детей которой насмерть замерзли ночью в лесу, когда гитлеровцы сожгли их деревню. Спасаясь бегством, она усадила детей в плетеный короб, установленный на санки, и везла их так, пытаясь побыстрее добраться до какого-нибудь тепла. Но тридцатиградусный мороз сделал свое гибельное дело.
Егора опять начало трясти от холода, больше навеянного грустными воспоминаниями, чем ожиданием предстоящего боя.
– А ну не расслабляться! Что приуныли? Приготовить кружки! – буквально одернул солдат громогласный сержант, неожиданно появившийся в проеме окопа.
Они переглянулись, не понимая, что от них требуется. Взводный вновь появился в проеме и, видя непонимание со стороны подчиненных, еще громче крикнул на них:
– Я вам посплю! Развели тут сопли! – Он злобно посмотрел на Егора. – Расчехлить вещмешки.
