сколько всё отложится.
– А с контрактом все нормально? Что юристы говорят?
– Все отлично, он вылизан до последней запятой. Юристы уже завизировали с обеих сторон, дело осталось за генеральными.
– Ясно. Завтра буду. Отбой.
Отключаюсь, чертыхаясь про себя. Придется завтра рано утром вылететь в Москву. Там пока до дома доберусь, пока в порядок себя приведу, потом до офиса по пробкам. В этом городе я уже ничего завтра не успеваю сделать. Придется либо возвращаться потом, либо дистанционно как-то решать вопрос. Впрочем, есть еще вариант – дать распоряжение службе безопасности «Ориона», хоть и не хотелось бы никого в личные дела посвящать. Ладно, сначала с китайцами разберусь, а там решу.
От раздумий снова отвлекает телефонный звонок. Поднимаю трубку:
– Привет. Ты что не спишь в такую рань?
– Дима, ну какая рань? Сколько у тебя там времени?
– У меня час. Два часа разницы у нас с тобой во времени.
– Понятно. Пётр не звонил тебе? Он тебя разыскивал.
– Да вот только что перед тобой звонил. Завтра возвращаюсь в Москву.
– Отлично. У меня к тебе серьезный разговор есть.
Внутренне напрягаюсь – я ужасно не люблю таких прелюдий к беседе. Вот чего, спрашивается, туману и жути нагонять?
Осторожно интересуюсь:
– Если разговор настолько серьезный, то может лучше сейчас и расскажешь, что случилось?
– Нет, ты прилетишь и все узнаешь.
Женщины – удивительные существа, на мой взгляд, зачастую склонные к излишнему драматизму.
Вот и моя жена Юля не исключение.
13.
Дима.
Настоящее время
Серое московское небо сегодня встречает путешественников, благополучно приземлившихся в Домодедово. Здесь зима еще не вступила в свои права, несмотря на календарь – вместо снега слякоть, вместо морозца оттепель. Впрочем, в последние годы это обычное явление не только для Москвы, но и для многих крупных российских городов.
Вместе с толпой пассажиров спешу успеть на ближайший аэроэкспресс до Москвы, ждать еще полчаса нет никакой возможности. Город, из которого я только что вернулся, остался где-то далеко позади, подернулся дымкой и отодвинулся куда-то на самый край сознания. Только глубоко внутри свербит досада на то, что не успел выяснить толком ничего. Я никогда не оставляю дела недоделанными, есть у меня такой пунктик. Вот и теперь, несмотря на то, что я практически уверен, что никакого ребенка у Кати нет, мне нужны доказательства. А еще мне почему-то очень важно знать, что произошло с Катей шесть лет назад. Я по-прежнему чувствую за нее некую ответственность, хоть мне и неясна причина этого феномена.
Я нахожу это странным, ведь последние несколько лет я почти не вспоминал Катерину. Вернее, я заставил себя не вспоминать – теперь я понимаю это совершенно отчетливо. Снившиеся
